"Глоток тепла" Рейтинг: PG фем!Хоук/Андерс/Фенрис

Жанр: Drama, Angst, Romance
Аннотация: "Он использует её полное имя – Мэлиан. Все остальные привычно сокращают до «Мэл»; Варрик верен полушутливому «Хоук», а Андерс часто зовет её «Зяблик», потому что она постоянно мерзнет. Фенрис же всегда называет её «Мэлиан»".
Предупреждения: AU, возможно OOC.
Статус: закончен

- …и там лежит сапог! Старый сапог, который какой-то непроходимый идиот туда за каким-то хреном зарыл!..
- Я же говорил тебе, Ривейни, что видел, как этот мужик пытался кому-то продать «волшебную пыльцу из Андерфелса, которая исцеляет от всех болезней». Так что - сама виновата.
- О, я никогда не слышала про такую пыльцу! А с какого она растения?
Чужие голоса журчат вокруг, сливаясь в быстрый, порожистый поток, где ни одного слова не разобрать. Боль – внутренняя, душевная боль – всегда действует на неё как анестезия. Она, кажется, не способна сейчас воспринимать какую-либо информацию извне. Хочется одного – забиться в какой-нибудь уголок потемнее и зализывать раны. Но она же сильная, правда?..
Нет, вот именно сейчас нет, но никто об этом не узнает. Ни за что.
- С тобой все хорошо?
Это Андерс, нежный, заботливый Андерс-целитель, который всегда готов прийти ей на помощь, поставить свое плечо. Может быть, это именно то, что ей нужно сейчас. Как там говорят? Клин клином? Даже если это не совсем честно…
- Пойдем куда-нибудь? Мне очень плохо.
Вот так. Только она ведь не скажет, почему. Точнее скажет, но неправду.
На улице – слякотная кирквольская зима, голые ветви деревьев и голодные кошки. Здесь вообще очень много кошек, как и во всех прибрежных городах. Андерс любит кошек, вечно норовит погладить и покормить очередное бездомное создание. Раньше он пытался приютить их у себя в клинике, но его пациенты, очевидно, не разделили любви мага к этим животным. Теперь он просто каждый день ходит в порт, кормит здоровых, лечит больных, гладит их и разговаривает с ними. Он вообще очень милый, правда?
В этом-то и проблема. Его совестно обманывать.
Но даже если попытаться сказать правду, что она расскажет?
- Я не прошу любви, Фенрис. Только правды. Что я сделала не так, что вообще произошло?
- Прости…я… я просто не могу, Мэлиан. Дело не в тебе, дело во мне, понимаешь?
Он называет её полным именем – Мэлиан. Все остальные привычно сокращают до «Мэл», Варрик верен полушутливому «Хоук», а Андерс часто зовет её «Зяблик», потому что она постоянно мерзнет. А Фенрис всегда называет её только «Мэлиан». И это всегда звучит так отстраненно, холодно, как будто он пытается отгородиться этим от неё.
У неё было – всего-то – жалкие четыре недели счастья, а потом он опять чего-то испугался.
Когда Фенрис пришел к ней сообщить, что им стоит расстаться, девушка вышивала для него закладку, хотела сделать подарок. Он зашел, и она, улыбаясь, сказала, что делает закладку с цитатой из «Книги Шартана». А он ответил, что они не могут быть вместе. Так просто, как отрезают кусок пирога – движение ножом, и все.
«Зачем ты вообще пришел ко мне в тот вечер после смерти Адрианы? Если бы ты не пришел, мне не было бы так больно сейчас».
Больше всего Мэл ненавидит себя – и его – за то, что он позволил ей так унижаться перед ним. После его слов о расставании она выдержала два дня. А потом пришла, вся в слезах, как какая-нибудь необразованная селянка, которую бросил «сеновальный» поклонник. И просила, умоляла его передумать, глотая слезы. Она ненавидит его за то, что он отказался. За то, что сказал «нет» и в то же время говорил о том, что эти две недели были ожившей мечтой, сказочным сном о счастье.
- Не смей говорить так, - со злостью оборвала она. – Не смей, ты не имеешь на это никакого права. Их не было, и я больше никогда о них не вспомню.
И ушла, оставив треклятую закладку – напоминание об унижении – на его столе. С тех пор они больше не виделись – Мэл призвала на помощь всю свою обиду, боль и гордость.
Через неделю Первый день года, а любимый человек (эльф, точнее) слишком труслив, чтобы быть с ней. Считается, что как встретишь Первый день, так и проведешь весь год. А она не хочет быть одна – и будь что будет.
- Какое странное море зимой, да? Как будто металлическое. – Говорит она и, не дожидаясь ответа Андерса, спрашивает. – Проводишь меня домой? Мне будет холодно идти одной.
- Думаешь, рядом со мной менее холодно?
- Я смогу хотя бы спрятать руки в перья на твоей робе. И им будет тепло. Или ты возьмешь меня за руки…
- Зяблик, - улыбается Андерс. – Но я думал, ты с…
- Не будем об этом, ладно? Мне нравится, когда ты меня так называешь, не знаю почему. От этого теплее.
Первый день года они проводят вдвоем – Андерс и Мэлиан; пекут традиционный ферелденский пирог со счастливой монеткой внутри, выбирают всем подарки, дают друг другу смешные и пафосные обещания. Он постоянно пытается её растормошить, развеселить, не дает грустить ни секунды. Он её любит – по-настоящему любит. Мэл благодарна магу за это. Но она его не любит. Но это не всегда главное: она «Зяблик», она часто мерзнет, ей очень нужно, чтобы рядом было тепло, а не холод.
Фенрису они дарят новый меч. С подписью на открытке: «От нас двоих, с любовью». Глупо и по-детски, но Мэл очень хотелось отомстить за ту закладку.
- Ты - настоящий Ёжик, знаешь об этом?
- Так зяблик или ёжик? – Мэлиан любит эти разговоры в теплой темноте спальне, когда можно прижаться к его боку, закрыть глаза и не думать о том, чей это бок.
- Когда тебе плохо, ты выставляешь все свои колючки. Зачем ты написала ту открытку Фенрису?
- С каких пор ты воспылал к нему пламенной любовью и возмущаешься, что я его обидела? – даже с закрытыми глазами она чувствует, как Андерс смотрит на неё.
- Дело ведь не в нем…
- Слушай, Ёжикозяблик очень хочет спать. Обними меня, мм?..
Андерс, не будь дураком, я вовсе не хочу говорить тебе вслух, почему мне так нужно было совершить этот идиотский поступок. Если я скажу вслух, ты уйдешь…
Какое-то время им удается на цыпочках обходить все то невысказанное, что висит между ними, не позволять этому свинцовому барьеру накрыть их. Им хорошо вместе – или, точнее, ей хорошо с ним.
После той ссоры она впервые видится с Фенрисом в середине плуитаниса, когда они с Андерсом решают навестить Варрика. Они видят Фенриса на высоком стуле у барной стойки, а на коленях эльфа сидит Изабелла и заливисто смеется, водя пальчиком по лириумным узорам на его предплечье. Они чуть-чуть вдавлены в кожу, немедленно вспоминает Мэлиан, как тонкие дорожки на теле. И едва сдерживается, чтобы не вцепиться в руку Андерса – маг бы понял, он же не совсем дурак, она не имеет права так его унижать. Поэтому Мэлиан приветливо улыбается, здоровается и заводит какой-то бессмысленный разговор, с усилием выдувая из себя бодрые фразы.
Где-то посреди необязательного трепа о делах Изабеллы и портовых болезнях, Мэл заглядывает в глаза Фенрису – и ей кажется, что у неё мгновенно леденеют руки.
- Мэлиан? – просит эльф, когда они уже почти вышли из таверны. Хоук послушно останавливается у входа, ёжится от пронизывающего ветра, делая знак Андерсу рукой: иди, я догоню.
– С Первым днем тебя, - у него резкий, хриплый и злой голос. Ей кажется, что он как будто разговаривает через плотину, не давая чему-то прорваться наружу.
Но это уже в любом случае неважно.
Он вручает ей ярко-алую ленту для волос.
- Как твой роман с одержимым?
- У тебя нет никакого права обвинять или осуждать меня, Фенрис. И вообще, тебя ждет Изабелла, а мне пора.
- Я не обвиняю и не осуждаю. Это твое право и твое дело. Меня просто заботит твоя безопасность, а с этим… магом ты подвергаешь себя риску.
И тут Мэлиан взрывается.
- Да какое вообще твое дело? Ты хотел уйти – ты ушел, а теперь ты разыгрываешь из себя заботу? Мне абсолютно наплевать, что ты думаешь о нем! Ты пытаешься осуждать человека, который в тысячу раз лучше и честнее тебя!
Главное отличие Андерса и Фенриса в том, что Андерс в разговоре чувствует эмоции, которые испытывает собеседник, а Фенрис слышит только слова, которые ему говорят. Как и Мэлиан, впрочем.
- Я никогда тебе не врал!
- Да иди ты ко всем демонам! И забери свою ленту, она мне не нужна!
Создатель, как же глупо это было. Потом, сидя на кухне и сжимая обеими руками чашку с отваром пустырника, она пытается понять, что же он на самом деле пытался ей сказать. Что было спрятано там, за его злыми словами и колючим тоном. Андерс бы услышал, потому что он всегда каким-то образом ухитряется понимать то, что она не говорит и не хочет ему говорить.
Понял он и на этот раз. Но, разумеется, ничего ей не сказал.
И она может по-прежнему спасаться от тоски разговорами с ним, его шутками и теплыми интонациями; вести тихую и уютную жизнь домохозяйки; может прижиматься к нему по ночам, чувствуя размеренное биение сердца и ища защиты от своих мыслей в простом присутствии другого человека рядом. Но как бы Мэл не твердила себе, что счастлива, в этом всем всегда есть какая-то нотка пустоты.
Постепенно её отношения с Фенрисом наладились, хотя от прежней дружбы, кажется, не осталось и следа. Теперь они общаются холодно и очень формально, держат дистанцию, избегают друг друга. Изабелла все чаще ночует в поместье эльфа – и Мэл не в том положении, чтобы осуждать его за это.
Месяцы бегут, утекая сквозь её пальцы, как вода через решето. Андерс все больше отдаляется от неё, начинает замыкаться в себе - и Справедливости. На День Середины Лета идет дождь, на улице сыро, холодно и промозгло.
Они решили выбраться на пикник – все вместе – и, в какой-то момент Мэл оказывается рядом с Фенрисом, который в одиночку приканчивает вторую за вечер бутылку вина.
- Моя сестра завтра приедет в город, - говорит ей Фенрис, когда она садится на траву рядом с ним. Мэл холодно, и поэтому она отбирает у него бутылку, делает жадный глоток.
- Твоя… то есть слова Адрианы были правдой? – он, кажется, удивлен, что она сразу вспоминает и понимает, о чем идет речь. – Где вы встречаетесь?
- Мы не встречаемся.
Возможно, ему развязало язык вино, а атмосфера праздника и пикника сгладила для неё неловкость. А возможно, просто предмет разговора слишком важен, чтобы притворяться безразличными и холодными.
- Разве ты не хотел, чтобы у тебя появилась семья?
- Это может быть ловушка.
Мэлиан медлит, не решаясь произнести то, что вертится у неё на языке. Она боится, что он откажется, и боится, что согласится.
- К тому же я не хочу опять приобрести что-то, а потом потерять, - вдруг говорит Фенрис, глядя куда-то поверх её головы. Но Мэл слышит только его резкий, острый тон и не понимает, что стоит за этими словами.
- Я могу пойти с тобой, - наконец, решается она.
Он вдруг смотрит ей прямо в глаза, и есть в его взгляде что-то, отчего ей снова больно – совсем как в тот вечер, когда она, ошарашено глядя на него и сжимая в руке недовышитую закладку, пыталась понять, почему он решил с ней расстаться. Но ради того, чтобы он не шел в возможную ловушку один, она готова беззвучно вытерпеть эту боль.

Данариус мертв. Сестра – Фенриса или Лито? – уехала. Мэл мнется перед дверью в поместье Фенриса, не решаясь зайти. Наконец, она думает, что не нужна ему сейчас, что у него есть Изабелла. И заходит.
Эльф сидит в старом плюшевом кресле с протертой и местами порванной обивкой, сложив на столе руки, с которых даже не снял окровавленные латные перчатки.
- Почисть перчатки, заржавеют же.
Фенрис смотрит на ней – кажется, что сквозь нее, - сдирает с рук перчатки и роняет голову на них, глухо ругаясь по-тевинтерски.
Она садится на ручку его кресла, гладит его по плечу. Он довольно резко говорит что-то про свободу, про Данариуса, но она – впервые – слышит не слова, а эмоции, и говорит то, что сможет сейчас дать ему надежду.
- Прости меня, - неожиданно произносит он. И, не дав ей ответить, обнимает Мэл, притягивая к себе на колени, обвивает второй рукой её плечи, прижимается щекой к её щеке. – Я вел себя как трус…
- Нет.
Мэл резко сбрасывает с себя его руки и встает.
- Не надо, Фенрис. Лучше будет, если ты промолчишь, я уйду, и мы забудем этот разговор.
Потому что на этот раз она боится: разрушить все ради призрачной любви, которая уже один раз её предала. Она уходит; не оборачиваясь, спешит домой; она знает: стоит ей выслушать то, что он хочет сказать, она поверит и опять свернет в эту бездну. Ей опять будет больно.
Через несколько дней Мэлиан узнает, что Фенрис и Изабелла расстались, но даже не пытается спросить эльфа о причине.
Андрес ведет себя все более и более странно, и она чувствует, что сделала что-то очень страшное, когда выходит из Церкви. Маг отчаянно сжимает её руку и шепчет что-то, слишком тихо, чтобы она могла разобрать слова.
А потом, на следующий день, она понимает что он – они натворили.

Взрывом разнесло несколько домов, расположенных близко к Церкви, где-то начался пожар, вокруг паника. Мередит дала им два часа до того, как она придет громить Казематы.
- Орисино, мне нужно поговорить с друзьями. Идите, я сейчас последую.
- Будьте острожной, сера Хоук, в городе знают, что Вы поддерживаете магов, а сейчас не тот момент, когда фанатики вспомнят о Ваших заслугах.
Два дня назад была Сатиналия. Стоит просто собачий холод, а в воздухе носятся пурпурные хлопья пепла. Час назад эти хлопья могли быть Верховной Жрицей. Час назад каждый из этих пурпурных комочков был доверием, благодарностью и дружбой.
- Уходи, - говорит Мэлиан Андерсу, даже не утруждая себя расспросами. Она должна ему за все то время, когда он делился с ней теплом, и сейчас возвращает долг. –Я защищу магов, но тебе лучше уйти. Возьми, вот деньги, постарайся найти корабль. И ничего не говори, хорошо? Просто уходи…
Ей просто невероятно больно в этот момент. Ей хочется закричать: неужели я, все мы ничего не значили для тебя? Неужели человек, который каждую ночь поправлял мне одеяло и звал меня Зябликом, мог так вот принести сотни человеческих жизней в жертву идее?
…остальные без дурацких вопросов и речей следуют за ней.

В Казематах темно, холодно и мокро. К тому же затхлое помещение буквально пропиталось ощущением страха. Мэлиан точно знает, за что будет драться. Она защищает тех, кого любит – свою сестру, которая вместе с другими магами нервно повторяет заклинания; своих друзей, которые готовы рискнуть своей жизнью ради неё; Андерса, который несмотря на все навсегда останется её другом; Фенриса…
Мэлиан, давно положившая тетиву в петли и проверившая колчан, не выдерживает и идет к нему. Мужчина, словно почувствовав её приближение, оборачивается и протягивает ей руку. Мэл садится рядом с ним на каменный бордюр – и тут же вскакивает, потому что села, как выяснилось, в накапавшую с потолка лужу.
- Придется мне теперь идти против храмовников с мокрой попой, - фыркает она, глядя, как Фенрис тоже зачем-то встает.
- Мало того, что на одной стороне с магами, так ещё и с мокрой задницей, - усмехается эльф.
Фенрис, а кого ты защищаешь? И, если верна эта дурацкая аксиома про тех, кого любим, - кого ты?..
А потом эльф, неожиданно серьезный, напряженный, обнимает её, прижимая к себе и щекотно выдыхая в ухо, говорит:
- Это ради тебя я здесь. Только ради тебя. - И, прижимаясь щекой к её щеке, - Обещай, что ты не умрешь.
Мэлиан целует его тогда, жадно, в запой – и чувствует его отчаянную нежность в ответ; потом шепчет какую-то чушь, прижимаясь к нему, - и в кои-то веки она уверена, что все правильно, все идеально верно, так, как и должно быть.


…она пришла в себя уже на корабле. Каждый миллиметр её тела отзывается невыносимой болью; каждый вдох дается невероятным трудом, но рядом сидит Фенрис, это значит – они оба живы, и это самое главное.
- Выпей это, - отрывисто говорит эльф, протягивая ей кружку с каким-то вонючим травяным отваром.
Она пьет горькое, горячее и противное питье и морщится. Превозмогая боль, спрашивает:
- Все наши живы?
- Все здесь, не волнуйся. Даже Донник и Зевран.
- Куда мы плывем?
- Ривейн.
Мэлиан усмехается:
- Там хотя бы тепло… - и, после паузы, грустно добавляет, - я теперь преступница в розыске.
- Мы преступники, - спокойно поправляет Фенрис.
И это «мы» значит гораздо больше, чем все их болезненные и горькие воспоминания, чем все слова, которые он мог бы сказать. Мэлиан верит – они как-нибудь справятся, они пройдут через это вместе.