Ориджи. "Быть бардом"

Быть бардом – это искусство. Кстати говоря, умение сочинять песни и музыку и исполнять
всё это в комплекте – это совершенно
отдельные искусства. Умение быть бардом – это совсем другое.

Когда входишь в таверну, надо скользить, как
кошка, не спотыкаясь, но так, чтобы струны
твоего инструмента позвякивали. Идеально, если они будут звучать, как мелодия какой-
нибудь популярной песенки.
Заказывать следует только спиртное, чем
крепче, тем лучше, и отсюда соответственно
вытекает ещё одно условие бытия бардом:
врождённый талант пить не пьянея. Пить вино, смакуя, и водку/виски – залпом.
Барду полагается носить длинные волосы, которые должны быть ухожены и, как правило, связаны в хвост. Ни один нормальный человек
– по крайней мере, из тех, кто зарабатывает
себе на жизнь каждодневным трудом – не
носит такую непрактичную причёску, на это
способен только бард.
Бард должен быть нагл, ироничен и
самоуверен, чтобы женщины всех возрастов и
социальных положений сами вешались ему на
шею. Но вместе с тем следует всегда
соображать вовремя и уметь сводить ситуацию
к шутке, чтобы не нарваться ненароком со своей наглостью на драку с пьяным наёмником или, упаси боги, на обидчивого дворянина,
который может вздумать укоротить дерзкого барда на голову.
Одежда барда должна выделяться, но не быть смешной. Она должна быть удобна и необычна. И должна идти барду.
Бард независим и самолюбив, и никогда не
согласится стать придворным менестрелем, даже если на самом деле очень хочется. Это
свободный художник.
Инструмент – это святыня. Никто, кроме самого
барда, не касается его инструмента и тем паче не осмеливается на нём играть. Кстати, других
святынь у барда нет.
Он не религиозен, хотя и может утверждать, что верит в Бога/Аллаха/
Будду/розового слона с крылышками. На самом же деле вопросы религии его попросту не
интересуют как таковые.
Бард не задерживается нигде больше, чем на
неделю, хотя, конечно, он может многократно
возвращаться в раз посещённые места. Так происходит потому, что бард не пускает корней. Они всё равно никогда не
приживаются.
Быть бардом становится тяжким бременем к старости, когда мечтается уже не о свободе и
песнях, а о горящем камине и кубке хорошего глинтвейна. Тогда каждый бард сам решает, чем займётся далее. Многие умирают с
инструментом в руках, не выдержав очередной
пьянки, холода дороги, несусветного режима.
Всё-таки быть бардом – это искусство. И, как
всякое искусство, оно требует кровавых жертв,
въедаясь в плоть и кровь человеческие.
Лучшие из бардов делятся на две категории.
Первые в восторге от бытия бардом и ничего не желают менять в своей судьбе; именно они
и умирают бардами. Вторые тяготятся вином, прилипающими к шее волосами и кочевым
образом жизни. Но они ничего не могут
сделать, ибо человек, который встает рано
утром и ложится рано вечером, завтракает,
обедает и ужинает в положенное время,
обливается холодной водой по утрам и
исправно посещает свою честную
предсказуемую работу, не может быть бардом.
Он может писать песни, может писать музыку –
и продукт его творчества может быть поистине
восхитительным. Но бардом он не бывает по
определению; бард и обыватель – антонимы.
Именно поэтому барды существуют до сих пор.
И те, кто не умеет петь и играть и не умеет вообще ничего больше, мало-мальски
полезного, тоже могут стать бардами и добиться немалых успехов в этом особенном искусстве.

Как и большинство искусств, оно не просто бесполезно, а даже местами вредоносно. Хотя,
учитывая, что порой творят люди, далёкие от любых искусств, можно назвать его вполне
безобидным.
Оно затягивает, как дурман, кружит голову, как
вино. В один прекрасный день бард обнаруживает, что пути назад нет. Кто-то ищет
этот путь, кто-то нет. Но всё равно никто не находит.

Дверь таверны – тёмный прямоугольник на
фоне грубо беленой стены.
Чтобы звенеть на ходу и при этом не повредиться, инструмент должен висеть на боку совершенно
определённым образом.
Ты поправляешь его и толкаешь дверь, легкомысленно ухмыляясь.
Ты–бард!