Застать его спящим — почти невозможно. Он спит очень чутко и просыпается от малейшего шороха, от еле заметного движения. Наверное, он и сейчас только притворяется, хотя кто знает...
После памятной встречи в Денериме он сильно изменился: стал заметно спокойнее и бросил привычку оборачиваться в самые неожиданные моменты. Непонятно, с чего ему взбрело в голову лечь под открытым небом, у костра. Может быть, решил посмотреть на звезды и задремал, но будить его прямо сейчас, чтобы сонного отвести в палатку, ужасно не хочется. А хочется просто смотреть. Более того, невыносимо тянет прикоснуться, пробежаться кончиками пальцев по золотистой коже на щеке, по чувственным, крупным губам, очертить контуры светлых бровей, почти незаметных на фоне загара, поправить свернувшуюся на шее мягкую прядь волос.
Сколько ни смотри на него, всегда кажется, что видишь солнце. Теплое, светлое, удивительно нежное существо, словно специально созданное освещать землю, пока на небе тучи.
Без этой своей кривоватой улыбочки он выглядит совсем мальчишкой. Правда, есть у него и другая улыбка — для внутреннего пользования, вызывающая желание сгрести его в охапку и затискать до смерти. И сейчас тень этой улыбки блуждает в уголках его губ.
Он спит на спине, подложив одну руку под голову. Вторая свободно лежит вдоль тела. Крупная кисть, жесткая от мозолей кожа на ладони, от запястья по большому пальцу тянется шрам. И наверняка в рукаве припрятан кинжал, который незаметно скользнет в ладонь, стоит владельцу почувствовать неладное.
Убийца, родившийся в борделе, в грязи антиванского эльфинажа. Легко рассуждающий о жизни без выбора и с заранее известным исходом. Циничный и ехидный. Но при этом с таким искренним восторгом реагирующий на внимание и ласку, что становится непонятно, как он выжил и не превратился в законченного человеконенавистника.
Сейчас кажется, подходи к нему и бери голыми руками — открытого и расслабленного, защищенного лишь тонкой шерстью рубашки, но это лишь видимость. Он слегка поворачивает голову и приоткрывает один глаз, щурится на свет костра. Улыбка для внутреннего пользования становится четче, пламя отражается в солнечной радужке причудливыми бликами.
— И долго ты собираешься меня изучать? — отчетливо, совершенно не сонно, и остается только поверить в то, что он с первой секунды был осведомлен о постороннем присутствии, и ему просто надоело притворяться.
— Ближайшие лет тридцать, если не надоем тебе раньше.
Сладко потянувшись, он разводит руки в приглашающем жесте. Как ни странно, лежать рядом с ним не менее приятно, чем его рассматривать. Особенно если уткнуться носом в шею, возле уха. У него свой, особенный запах, едва уловимый за густым ароматом костра и кожи, но оттого не менее одуряющий.
Искаженное в глазах простых смертных восприятие мага позволяет чувствовать не только запах и тепло его тела, но и то, как его душа устремляется навстречу прикосновениям. Наверное, именно это делает близость с ним настолько неповторимым переживанием, что она становится насущной необходимостью, как воздух или вода.
— Зев...
— М?
— Просто... радуюсь, что ты со мной.
Он усмехается, но от комментариев воздерживается, просто крепче сжимает объятия. Приятно тешить себя надеждой, что он тоже этому рад.