"Простые чувства" (жТабрис)

Автор-yisandra

***********************

У запретных плодов горький вкус.

На вид они кажутся соблазнительными, сочными и сладкими – словно достаточно лишь раз попробовать, чтобы почувствовать себя счастливым.

Но это иллюзия. Обман чувств.
Потому что сладкий сок искушения, растекшись по венам, превращается в яд – горький, как хна, и смертельный, как демоническая желчь. Пытаясь получить так и не распробованное наслаждение, ты будешь поддаваться снова и снова, будешь падать ниже и ниже - но обретёшь только собственную гибель.

У запретных плодов сытые глянцевые бока. Они будут так же заманчиво сиять с высоты для кого-то другого над твоим мёртвым телом – на такой близкой ветке, до которой ты так и не дотянулся.

* * *


В мире так много искушений:
Искушение властью. Искушение величием. Искушение вкусной едой и мягкой постелью, покоем и безопасностью. Искушение похотью. Искушение уютным забвением.

Искушение любовью.

Иллюзия обладания, иллюзия знания, иллюзия правоты, иллюзия дома, иллюзия семьи, иллюзия близости...

Иллюзия счастья.

…Они выглядят так привлекательно, почти неотразимо – и невозможно поверить, что кто-то, облечённый плотью, отвернётся от них по собственной воле.

Плоть слаба – но с этой слабостью можно бороться. Нужно лишь быть твёрдым в своей вере, и неустанно укреплять дух.

И в этом очень помогает знание о том, как горьки на самом деле сладкие запретные плоды.

* * *


По-крайней мере, именно так всегда говорили Брайду наставники.
Все они были опытными воинами Церкви в зрелых годах, и искренне верили в свои слова.
У Брайда просто не было причин усомниться.

Грех – горечь – гибель.

Ведь это так просто.

* * *


1.


Брайд никогда бы не признался, но магия - и маги - вызывали у него некоторую опаску.

О, разумеется, он был далёк от того чтобы считать всех обладателей магического дара поголовно достойными смерти. Ему объясняли, что добропорядочные, законопослушные и – иногда – даже набожные чародеи есть нужные и полезные члены общества, прилагающие свою волю к тому, чтобы ежедневно отражать злобные нападки мерзких тварей из Тени.
В конце концов, они же не виноваты, что родились такими. Как, скажем, рыжие. Или левши.

Но структуру обучения воинов Церкви тоже придумывали не совсем уж идиоты. Так что всё вышесказанное в головы будущим храмовникам вложили сильно после того, как сперва много лет внушали, насколько опасны и коварны могут быть маги, поддавшиеся злу.

Эффект был правильный, именно тот, что и требовался: юные храмовники подозревали любого чародея старше полугода в изучении магии крови и порочных связях с демонами, и были морально готовы убить его вне зависимости от пола, возраста и внешнего вида – по приказу или по ситуации.

Поскольку маги – это уже не совсем люди, а родиться магом – не то же самое, что родиться рыжим или левшой.

Хотя, конечно, да, они не виноваты.

Смертельно больные, которых режут из милосердия, тоже ни в чём не виноваты. Это просто услуга.
Ну и, иногда - способ предотвратить эпидемию.

* * *


…Кроме того Брайду, конечно, было безумно любопытно.

2.


Башня не оправдала ожиданий Брайда. Она была совсем не такой мрачной и торжественной, как он себе представлял, а обитавшие там маги как-то не походили на узников, над которыми тяготеет осознание постоянной опасности, которую они представляют для общества, а общество (в лице отдельных, закованных в латы представителей) – для них.

Сразу по прибытию Брайд наткнулся на стайку младших учеников, навсегда изменившую его видение мира. На вид им было лет по семь, передвигаться они, судя по всему, умели только прыжками и бегом, в сопровождении визга, писка и гама, а замечания чародейки-наставницы и встречных храмовников оказывали на них очень недолговременных эффект. Ученики и маги постарше ходили парами и группками, разговаривая и споря, застревая в коридорах и создавая заторы. Они размахивали руками, и с их рукавов сыпались безвредные цветные искры.
В какой-то момент Брайд понял, что прямо на него прёт какая-то серьёзная до ужаса остроухая девица с ветхим на вид пергаментом в руках. Она шла, как во сне, не отрывая взгляда от пергамента, шевеля губами и вообще не глядя перед собой, и Брайд запаниковал. Конечно, ничто не мешало ему просто шагнуть влево или вправо, освободив дорогу, но… Нет, не так он всё это себе представлял.
Девица дошла до Брайда и упёрлась лбом ему в нагрудник. Брайд оторопело смотрел сверху вниз на её гладко причёсанную макушку. От макушки знакомо пахло лириумом.
Девица машинально сделала ещё несколько шагов, но Брайд и без доспехов весил раза в три больше, чем она, так что не сдвинулся с места. Заметив, что что-то не так, девица наконец-то моргнула, отвела взгляд от текста, подняла голову и строго посмотрела на Брайда, живо напомнив ему этим взглядом преподобную мать Инесс, заведовавшую церковным приютом, где Брайд вырос. Ему пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы не начать оправдываться за своё негодное поведение.
По виду девицы казалось, что она сейчас с укором спросит: «Ну? И не стыдно тебе? Такой взрослый лось, а в варенье вымазался, как маленький!»
Однако вместо этого она с укором спросила:
- Зачем ты встал посреди дороги? Здесь люди ходят.
Брайд хлопнул глазами. Вразумительно ответить он не мог. Наконец выдавил: - Я… растерялся.
Конечно, растерялся! Было от чего.
- А, - смягчаясь, произнесла девица. – Ты новенький, наверное? Тебе наверх. И учти, у нас в коридорах правостороннее движение. Ужин в восемь. То есть, у нас в восемь, а у вас, полагаю, раньше, потому что ваши всегда смотрят, как мы едим, но в животах не бурчит. Так что тебе лучше поторопиться, а то ляжешь спать голодным, а это неважное начало новой жизни. Кстати, я младший чародей Карэн.
- Брайд. Ээ... храмовник.
- Очень мило. Ладно, удачи. И не останавливай встречных просто так – это грубо, в конце концов.
Аккуратно обойдя Брайда, она спокойно пошла своей дорогой, вновь уткнувшись в пергамент и, кажется, уже полностью выкинув из головы эту случайную встречу.
Брайд ошалело помотал головой и устремился к лестнице.

* * *


У магов красивые спины.
Это открытие Брайд делает на второй день, когда его направляют присматривать за ходом уроков в аудиториях. Поначалу позиция позади скамей кажется Брайду очень удачной со стратегической точки зрения. Он полон решимости сохранять бдительности и, желательно, поймать за руку какого-нибудь дерзкого малефикара, задумавшего неблаговидное и ужасное.
Однако реальность всё так же далека от его представлений:

Ничего не происходит.

Просто он замечает, что у магов очень красивые спины. Такие прямые и гордые – у всех, от пожилого чародея-наставника, до восьмилетних малышей-учеников. Как будто им что-то вшивают в позвоночник сразу по прибытию в Башню.

К обеду Брайд утомляется явной бессмысленностью своей бдительности. Он повторяет себе слова о смирении и терпении, но это не очень помогает.

Третью – предобеденную – лекцию ведёт Карэн, её слушатели – уже совсем взрослые ребята, лет по семнадцати-восемнадцати. Их всего восемь – четыре парня, четыре девушки. Пять людей, три эльфа. У всех очень прямые спины, развёрнутые плечи. Перед Карэн сидит здоровый, мускулистый, как воин, парень и прилежно строчит на свитке, ловя каждое слово наставницы и то и дело поднимая руку, чтобы задать какой-нибудь самоочевидный даже Брайду вопрос-уточнение. Рядом с ним – бритая наголо девица, демонстративно сложившая руки на столе, как бы в знак того, что не услышала здесь ничего для себя нового и интересного. Две симпатичные девушки тайком обмениваются записками. Они привлекли было внимание бдительного храмовника Брайда, но крошечный клочок бумаги переходил от адресата к адресату, покрываясь всё большим количеством чернильных сердечек и цветочков, так что в конце концов пришлось признать, что это всего лишь любовная переписка, а не что-то более зловещее.

Брайду скучно.
Прямо перед ним – затылок смешно подстриженного рыжего парня с парой серёжек в ухе. Он сидит тихо, время от времени что-то небрежно записывая, а, убедившись, что Карэн не смотрит на него, начинает тыкать сидящую впереди светловолосую эльфийку циркулем между лопаток. Девчонка вздрагивает и дёргается, но молчит. Смотрится это очень погано, и Брайд уговаривает себя, что это не его дело. Его дело – следить, чтобы маги занимались только дозволенной магией, а воспитывать их должны адепты и наставники.
Уговоры действуют плохо, потому что Брайд вообще никогда не мог спокойно смотреть, как обижают маленьких. Ну, «маленьких» - условное определение, конечно... Он уже делает шаг вперёд, чтобы взять поганца за ухо и потребовать вести себя прилично, но сидевшая через проход от поганца и всё это время о чём-то шушукавшаяся человеко-эльфийская парочка его опережает: эльф быстро суёт что-то в карман человеку, и тот тут же просится «на минуточку» с таким жалобным видом, что даже суровая Карэн, хоть и с большим неодобрением, но всё же отпускает его. Вставая из-за стола, паренёк на миг теряет равновесие и хватается за плечо рыжего. Движение почти незаметно, но Брайд, пасущий его глазами, замечает.
Ничего не происходит. Паренёк удаляется в туалет, довольно быстро возвращается и садится на прежнее место. Он с интересом слушает наставницу, делает записи, но при этом листает под столом какую-то маленькую книжку, которую Брайд бы тоже заподозрил, если бы ни крупные иллюстрации порнографического толка.
А вот рыжий больше не тычет ни в кого циркулем – он слишком занят борьбой с собственным взбесившимся нутром. Ему настолько явно худо, что удивительно, как он ещё не блеванул прямо в аудитории. Наконец он не выдерживает и слабым голосом просится «на минуточку» - после чего огребает от раздражённой Карэн за себя и за того парня, что так любит порнографию, но затем всё же отправляется приводить себя в порядок.
Сбросившая гнёт циркуля эльфийка оказывается жуткой занозой в заднице. Она чуть не поминутно задаёт Карэн какие-то заковыристые вопросы, пытается проводить системные параллели с другими учебными курсами. Карэн, впрочем, это явно нравится, она даже скупо улыбается пару раз.
Любитель порнографии переглядывается со своим соседом. Они улыбаются и, склонившись ближе друг к другу, о чём-то шепчутся и беззвучно смеются, не привлекая внимания наставницы, которая как раз расчертила на доске таблицу и водит указкой по столбцам, что-то объясняя.

У белобрысого парня-человека такое простецкое лицо, что кажется – все его не сильно глубокие мысли должны тут же крупным шрифтом проступать на лбу, а убедительно соврать он не сможет даже ради спасения мира. Иллюзорное впечатление, судя по той лёгкости, с которой он провернул аферу с обладателем циркуля. На лице и шее заметно покраснение, похожее на след почти сошедшего ожога, а у левого уха нет мочки. На спине стандартного для ученика облачения тщательно вышито: «Я люблю рыбалку!» под изображением толстой зелёной лягушки с удочкой в лапах.
Он непринуждённо кладёт руку на бедро приятеля, повыше колена, с внутренней стороны, привлекая его внимание к пресловутой богато иллюстрированной книжке. Приятель жестом показывает, что картинка его не впечатлила. У него гладкие тёмные волосы, длиннее, чем у всех присутствующих девушек, и он убирает их в хвост. Может и зря – такая причёска вызывающе подчёркивает уши – впрочем, магам обычно плевать на подобные вещи.
Кажется, он немного младше остальных – кожа на виске нежная и прозрачная, с насквозь видной голубой жилкой. Он не пишет лекцию – под свитком ловко спрятан другой, который и покрывается мелкими закорючками.
Вот это уже кажется Брайду интересным.
То есть, конечно, и это может оказаться ерундой: дневником или домашним заданием.

А может и не оказаться.

- Что ж, на сегодня достаточно, - произносит Карэн. – Время обеда. Позаботьтесь подготовиться к опросу на завтра. И донесите кто-нибудь до сведения Лоренса, что он не освобождён от домашнего задания.
Белобрысый хлопает эльфа по плечу и устремляется за Карэн, окликая её. Как ни странно, у него явно какой-то важный вопрос к наставнице. Ученики, болтая и оживлённо гомоня, высыпают из аудитории. Брайд и сам проголодался, и ему тоже стоило бы поторопиться, а то останется без обеда. Однако он подходит к темноволосому эльфу – тот удачно задержался, лопнул ремень на сумке – и, молча отодвинув маскировочный свиток, берёт спрятанный под ним, наполовину исписанный.
- И тебе привет, - дружелюбно говорит эльф. У него приятная улыбка – немного смущённая, видимо всё-таки не ожидал, что его поймают на посторонних занятиях во время лекции. – Ты же новенький? Можешь обыскать мою сумку, если тебе от этого станет спокойнее.
- Не требуется, - сурово отвечает Брайд, чувствуя некоторую неловкость. На свитке действительно нет записи лекции Карэн. Там эссе-сочинение по комплексным чарам с многообещающим названием: «Бонусные заклинания в нагрузку». У эльфа хороший слог и ужасный почерк – ну, насколько Брайд может судить, конечно.
- Да ладно, - доброжелательно протягивает ему свою сумку эльф. – Проверь, что такого? Нервы надо беречь, я же понимаю, тебе сейчас кажется, что ты оказался в натуральном дурдоме.
От этой искренней доброжелательности Брайду становится ещё более неловко. Он машинально выгребает из сумки несколько книг – безобидные учебники – мятую стопку бумаги – черновики и лекции – пустую чернильницу, обломки перьев, фантики от сладостей, шелуху от семечек, какие-то картонные огрызки с корявыми карикатурами на соучеников и наставников, и, в довершение всего – девичьи кружевные трусики и деформированное от долгой носки латунное колечко.

- Ой, а я думал, потерял его! – обрадовался эльф, надевая колечко на палец. – Ты убедился, что я тошнотворно законопослушный и безопасный?
Брайд кивнул, но, не удержавшись, заметил:
- С тем рыжим…
- Он сам нарывался, и уже давно, - решительно заявил эльф, запихивая в сумку свои вещи. – Я за справедливость.
- Угу, - неопределённо отозвался Брайд. Этот разговор – сам факт того, что он вообще был возможен – действительно казался ему достойным дурдома.
- Мм… Я заберу? – намекнул эльф.
Брайд сообразил, что всё это время, задумавшись, продолжал держать в руке фрагмент женского костюма. Покраснев как рак, он буквально отшвырнул от себя комочек кружев и бессмысленно вытер руку о нагрудник. Эльф невозмутимо подхватил бельишко и запихал поглубже в сумку.
- Это Эннис, - пояснил он с оттенком оправдания. – Надо же вернуть.
- Вообще-то, я и не собирался оставлять их себе! – выдал Брайд. Краснеть дальше ему было уже просто некуда.
- Я и не подумал такого! – клятвенно заверил эльф. – Ладно, я пойду. У меня ещё занятия после обеда.
- Угу.
- Ну… пока. И меня Фэльхен зовут, если что.
- Я Брайд.
- Очень приятно. В смысле… Ты не думаешь, что я бездельник, который занимается на уроках не пойми чем? – на одном дыхании выпалил Фэльхен.
- Вообще-то это недалеко от истины… Как мне показалось.
- Это очень, очень далеко от истины! Просто я всё это уже давно знаю, последние полгода нам просто снова талдычат то, что мы проходили пять лет назад. Мало кто относится к занятиям всерьёз, все просто ждут Истязаний и психуют. Некоторым проще притворятся, что они усердно учатся, - он пожал своими прямыми, как у всех магов, плечами.
- А ты, кажется, очень спокоен, - блеснул наблюдательностью Брайд.
- Ну… Пойми меня правильно, ладно? – Эльф сел на стол, продёрнул порванный ремень в медное кольцо на сумке и завязал тщательным узлом. Подёргал, проверяя. – Ты же просто ещё не успел разобраться, как тут всё работает. Я тебе объясню, если хочешь. Здесь почти все помнят о своём детстве – хоть что-то. Некоторые даже свою семью помнят. Нормальную жизнь. Игры, сладости по праздникам, колыбельные и поцелуй на ночь. И они придумывают себе, кем бы стали, если б не были магами… некоторые даже молятся, чтобы Создатель забрал у них обратно дар... А моя мать была магом. Собственно, это всё, что мне сказали, я не знаю ни её имени, ни даже, была она членом Круга или отступницей... Короче, я ничего не помню, кроме Башни. Сколько себя знаю, я всегда понимал, что буду магом. У меня не было иллюзии выбора, как у остальных, никаких других путей. Одна дорога - на самом деле она очень прямая. И на определённом этапе её перекрывает застава – Истязания. Обойти их никак невозможно, а значит, нет смысла и дёргаться. Некоторые ломаются на испытании, но большинство выдерживают – значит, у меня не такие уж плохие шансы, верно?
Брайд машинально кивнул.
- Ну я побежал тогда, - повеселел Фэльхен – как будто одобрение какого-то незнакомого зелёного храмовника и впрямь для него что-то значило.

У Брайда было законное время отдыха. Обед он уже пропустил, так что пошёл к себе, в комнату, которую делил с двумя другими храмовниками – Орвиком и Четтой – и завалился на кровать. Он устал от долгого пребывания на ногах, а от разговора с Фэльхеном ему было попросту нехорошо.
Он сам не заметил, как наполовину задремал, и виделось ему почему-то чужое ухо, шея и приятная улыбка.

3.


Фэльхен встречается Брайду довольно часто. Он всегда приветливо здоровается с Брайдом, иногда они немного разговаривают – то есть, говорит, в основном Фэльх, рассказывает какие-то неизменно очень забавные и неправдоподобные байки, обильно жестикулируя, а Брайд слушает его, кивает и старается не есть эльфа глазами. Кажется, ему это даже удаётся.

Нет, конечно же, Брайд вовсе не ищет встреч с Фэльхом. Конечно же. Просто… просто так получается.

* * *


В какой-то момент Брайд – разумеется, совершенно случайно, хотя и в третий раз за час – проходит мимо ученической спальни – и для него наступает момент истины.

Нет, не коварная молния поразила его с безоблачно чистого потолка, и не глас Андрасте воззвал к нему из безмолвия. Просто за дверью спальни раздался весёлый шум, крики, возня, затем дверь распахнулась, и в коридор вытолкнули полуголого Фэльхена. После чего дверь захлопнули и, судя по звукам, подперли кем-то живым.
Фэльхен выглядел так, словно ему на голову опрокинулась лохань воды – длинные мокрые волосы прилипли к груди, плечам и, частично, к спине, но вот на всё остальное уже просто натекло с волос.
Фэльх повернулся кругом, вытер воду со лба. Выражение лица у него было одновременно весёлое и раздосадованное. Увидев Брайда, он кивнул на дверь и с долей извинения сказал:
- Придурки, да?
- Полные, - ни о чём не думая, произнёс Брайд. Его мышление было надёжно парализовано видом голой спины Фэльха. Под левой лопаткой на этой дивной, прямой, светлой спине темнела крупная плоская родинка почти правильной овальной формы. Брайд в жизни не представлял себе более прекрасного и непристойного зрелища.
Фэльх усмехнулся, резко размял пальцы и с криком:
- Ну держитесь!!! – с разбега ломанулся в дверь.


Как только он скрылся, Брайд бессильно прикрыл глаза.
Не помогло. Он всё равно продолжал видеть эту проклятую родинку - словно кто-то выжег её изображение у него на сетчатке.

И это – всё. КОНЕЦ.

* * *


Ему приходится признать правду. Только наедине с собой, конечно – но это всё равно нелегко.

Кто-то испытывает его веру. «Кто-то» - в смысле, не могла же Пророчица устроить такую подставу своему воину? Конечно, нет.

Брайда одолевает искушение. Очень конкретное остроухое искушение. Очевидно, понятия не имеющее, что ежедневно проверяет на прочность чужие обеты.

Брайд проводит ночь в часовне, и ему легчает – ненадолго. Ровно до того момента, когда под утро, одурев от молитв, он ловит себя на жуткой, абсолютно неуместной мысли: был бы у губ Фэльхена горьковатый привкус мыла, если бы тогда он решился?..

* * *


У Фэльхена слишком тёмные глаза.
Брайд с недоверием относится к тем, у кого слишком тёмные глаза.

Светлые - лучше. Они кажутся прозрачными, меняют цвет, отражая настроение владельца – кажется, что человек со светлыми глазами весь как на ладони. У самого Брайда светлые глаза – и он прям и честен, он не умеет врать и верит в справедливость.

Глаза Фэльхена похожи на тёмный пруд. Тебе кажется, что ты всё видишь, и вода такая красивая в серебряных бликах солнечного света – но это лишь иллюзия. Поверхность, под которой с равным успехом может оказаться мелкий мягкий песочек, вязкий ил, коварные коряги или глубокий омут, откуда не выплыть.
И ты не узнаешь, пока не станет слишком поздно.

Фэльхен – маг, и у него слишком тёмные глаза.

Это достаточно, чтобы твёрдо сказать: он, уж точно, не должен возникать в мыслях честного храмовника в те нечастые минуты, когда честный храмовник идёт на сделку с собственным телом. Сцепив зубы, само собой.

Тело молодо, полно сил, и ему не объяснишь, по каким высокодуховным причинам его лишают всех удовольствий.

Плоть слаба - и Брайду стыдно за эту слабость, он только надеется, что с годами это пройдёт… ведь невозможно поверить, что у кого-то вроде Четты могут быть подобные проблемы с самоконтролем?..

Уж он-то точно не мучается от мыслей о том, каким будет на вкус чей-то нежный висок, если решиться провести по нему языком…

4.


В двух из трёх случаев, когда Брайд видит Фэльхена, тот находится в компании белобрысого корноухого Виллиса.
Похоже, они очень хорошие друзья – ходят не просто вместе, но очень близко друг другу, на личном расстоянии, и почти всегда – касаясь: рука на плече, подёргивание за рукав, соприкосновение локтей…

У Виллиса очень светлые глаза, ясные и честные. Когда чародеи стыдят его за наглые выходки и злые шутки над учениками - порой и над наставниками, что уж там – в этих глазах отражается самое искреннее раскаяние и стремление исправиться.
Каждый раз.
Впрочем, никто не сомневается, что реально его ловят хорошо если один раз из десяти.

Брайд вовсе не хочет узнать, насколько Фэльх и Виллис близки на самом деле. Если откровенно, он даже предпочёл бы не знать, но его никто не спрашивает: патрулировать пустой и никому не нужный коридор скучно, а не отреагировать на странные звуки из кладовки – непрофессионально…

* * *


Брайд, разумеется, знал, как нормальные люди, лишённые груза обетов, занимаются сексом. Теоретически.
О чём он никогда не думал, так это о том, что они делают это не беззвучно.

* * *


Строго говоря, увидел он не так уж много – ракурс был невыигрышный, да и темно ведь в кладовке… Но этого оказалось вполне достаточно, а живое юношеское воображение дорисовало остальное.

Самым худшим в этой и без того мерзкой ситуации было то, что Фэльх его заметил.
Кажется. И узнал.
Возможно.

Он никогда не заговаривал об этом потом – но Брайд запомнил взгляд - тогда.
И воспоминания об этом взгляде, совершенно точно, не помогали подчинить тело несгибаемому духу.

Брайд лишь изо всех сил старался не думать о вкусе…

* * *


Брайд почти ненавидит себя за ту низкую, недостойную, и, главное, беспочвенную радость, которую испытывает, узнав, что нового мага Круга – Виллиса – отправляют в Денерим.

Ведь это ничего не значит. Он же не собирается… конечно, нет. Наличие или отсутствие Виллиса никак не может повлиять ни на намерения Брайда, ни на его греховные фантазии, с которыми он столь старательно и безуспешно борется.

Брайд храмовник, у него обеты.

…Он рад, что Виллис уехал. Пусть всё у него будет хорошо… подальше отсюда.

5.


Брайд и Орвик относят Фэльхена в спальню учеников после испытания. Фэльх без сознания, и его волосы, его кожа, одежда – всё тонко и свеже пахнет лириумом.
Брайд уверен, что вкус сейчас тоже был бы лириумным – горьким и неестественным, попробовав который, захочешь ещё и ещё, и ещё – пока, в конце концов, не поймёшь, что не можешь жить без этой горечи.

* * *


Луна отражается бледным бликом в водах озера Каленхад. В его слишком тёмных водах.

Луна тонет в озере, опускаясь под поверхность – и там становится серебряным огнём.

* * *


Брайд стоит на посту у лестницы, сняв, впрочем, шлем – против устава, но уж очень жарко. Ночная прохлада ещё не успела остудить прогретое за день нутро башни. В пятнадцати шагах от его поста, за крепкой дубовой дверью молодые маги устроили вечеринку в честь своего обильного пополнения – за один этот месяц к ним присоединились трое.
Брайд отлично знает, что совсем рядом с ним злостно нарушается режим дня, запрет на алкоголь и, возможно, азартные игры. Но ребята ведут себя тихо и предупредительно, и Брайд решает помалкивать. Всем иногда надо расслабиться, и, пока всё безобидно, он не может искренне осудить вчерашних учеников.
Часы бьют два пополуночи, когда дверь открывается, и в коридор выходит Фэльхен. В нём, видимо, ещё не успело окончательно умереть представление о режиме – остальные-то явно не спешат разойтись. Фэльх идёт по коридору, прямо к Брайду, и по тем зигзагам, которые он выписывает, чуть ли не пришатываясь к противолежащим стенам, всё становится ясно.
Дойдя до Брайда, Фэльхен останавливается, старательно собирает расфокусированный взгляд и пристально смотрит в лицо храмовнику. Узнаёт. Улыбается светлой и ясной, как солнышко, улыбкой и с запинкой произносит:
- Привет… Брайд…
- Фэльх, - внушительно отвечает Брайд. – Ты пьян.
Фэльх задумывается. Потом вновь расцветает улыбкой:
- Да, наверное.
- Тебе нельзя быть пьяным.
Фэльхен сосредоточенно смотрит на храмовника, понимающе кивает – дескать, да, нельзя, пьяный маг – это нельзя - привстаёт на цыпочки, опершись для равновесия на его наплечник, кладёт другую ладонь на тщательно выбритую не далее чем утром щёку Брайда – и целует его в губы.

* * *


Запретный поцелуй не сладок – и не горек.
Откровенно говоря, у него крепкий вкус чеснока и самогона. Как будто Фэльхен пил, закусывая каждый глоток ядрёными прошлогодними чесночинами.

Кому-то это могло бы показаться отталкивающим, но только не Брайду. Брайд и сам нежно любит чеснок – особенно под что-нибудь спиртосодержащее.

* * *


«Нельзя» - всё, что подпадает под запрет.
Нельзя – это поцелуй, странный, неловкий, мокрый, слишком внезапный и слишком крепкий; нельзя – это прохладные гладкие пальцы на щеке; нельзя – это сбитое дыхание и чужие тёплые губы, ловящие его язык.

Брайд целует в ответ – и это НЕЛЬЗЯ.

Целовать Фэльха неудобно – разница в росте. Брайд уже тянется подвинуть мага поближе, прижать к себе – но тот вовремя отстраняется. Улыбается смущённо и виновато, и как бы в оправдание объясняет:
- Зато теперь у тебя не будет искушения на меня настучать…
- А? Да… - невпопад отвечает Брайд. И, собравшись с силами, добавляет. – Ты иди к себе, пока ещё кто-нибудь не заметил. И сразу ложись спать.
Фэльх кивает согласно и пьяно, и уходит, держа спину неестественно – даже для него – прямо.
Брайд старательно не смотрит ему вслед.

Брайду очень хорошо – и Брайду совсем плохо.

5.


- Брайд, мы знакомы шесть лет. Ты можешь просто сказать, без намёков и запинок?
- Я хочу…
- Да? Чего?
Грехопасть? Познать тебя? Лечь с тобой? Переспать с тобой?
Дыхание Создателя…
- Тебя.
Фэльхен молчит, глядя на Брайда слишком тёмными глазами, по которым ничего нельзя прочесть.
- Ты в этом уверен – в том, что сейчас сказал?
- У меня было шесть лет...
- Ладно. Хорошо.
Брайд не успевает осознать и поверить в такое лёгкое согласие, когда маг добавляет:
- Но у меня есть два условия. И они не обсуждаются.
- Давай свои условия, - Брайд напрягается, нервно облизывает губы.
- Ну, во-первых… У тебя нет опыта. У меня - есть. Поэтому ты будешь делать то, что скажу я, и так, как скажу я. Один раз говоришь мне «нет» - и мы тут же всё прекращаем. Согласен?
Брайд думает, что в жизни не слышал более глупого вопроса, но всё же кивает.
Осторожно спрашивает:
- А второе условие?
Больше всего он боится, что сейчас услышит что-нибудь совершенно невыполнимое, невозможное, придётся отказаться, Фэльх уйдёт, ничего не случится, и Брайд останется с нарушенными обетами – ведь он уже преступил их в своём сердце, даже сорвись всё по техническим причинам, факт это не изменит – но так и не получив удовольствия – недозволенного, греховного в самой своей сути, иллюзорного, но столь желанного…
- Я буду сверху, - просто предупреждает Фэльх. – Сверху, без вариантов. Это и есть моё второе условие.
- И всего-то?! – с облегчением выдыхает Брайд. – Я согласен!
- Правда? – немного удивляется Фэльхен. – Так сразу? Не ожидал... Ну хорошо, тогда чего тянуть? Раздевайся.
С Брайдом случается лёгкий ступор от такой резкой сбычи мечт, но Фэльх, истолковав всё по-своему, успокаивающе поясняет:
- В этих ваших доспехах любые плечи кажутся размахом, как орлиные крылья, а грудь - колесом. А я хочу увидеть, на что реально иду. Имею право?
- Да, - охотно подтверждает Брайд, начиная разоблачаться. Фэльх не помогает, остаётся на расстоянии, смотрит. Брайд знает, что должен сейчас погибать от смеси похоти и смущения – и от ситуации в целом, и от этого взгляда. Но ничего подобного нет, Брайду легко, он чувствует лишь некоторое возбуждение и нетерпение, словно в ожидании праздника.
Вот-вот должно свершиться что-то прекрасное, что-то очень радостное и хорошее. Брайд не может сдержать улыбку.
- На колени, - мягко приказывает Фэльх, и Брайд подчиняется, преклоняясь, словно перед алтарём - прежде, чем успевает принять какое-либо решение.
Только теперь маг подходит – медленно, как будто всё ещё не уверен до конца.
- Интересно, насколько послушным ты можешь быть на самом деле? – произносит он севшим голосом, и гладит Брайда по щеке, задерживая руку.
В ответ Брайд просто целует его прохладную ладонь – запах и вкус как у сладкого жёлтого яблока. Пальцы мага вздрагивают, и Брайд поднимает голову…
Демон смотрит на него слишком тёмными глазами с серебристыми солнечными бликами на непроницаемой поверхности.

* * *


Брайд просыпается в потной постели, с таким стояком, что, кажется, гвозди заколачивать можно.

Но он не...
Нет.
Ни за что.

Сжав зубы, Брайд сухими глазами смотрит в стену, старательно думая о самых неэротичных вещах, какие только может сейчас быстро представить. Манная каша, холодная, с комками… грязный речной песок… снег… кровь, ключом бьющая из обезглавленного тела… варёная морковная размазня… раздувшийся от долгого нахождения в воде утопленник… жуки, много жуков…

Это не слишком помогает, и Брайд начинает повторять про себя те куски Песни Света, которые помнит наизусть.

…Он ломается, когда наполовину замеченное, наполовину выдуманное им пятно на стене с внезапной остротой напоминает ему овальную родинку под лопаткой Фэльха.

* * *


Пожилой ветхий библиотекарь с нескрываемым удивлением смотрит на храмовника, взявшего почитать пространный трактат о природе сновидений и несколько противоречащих друг другу магических монографий о контроле над разумом и насылаемых кошмарах.
- Самообразование, - мрачно сообщает ему Брайд и запускает руку в волосы, пытаясь продраться сквозь искусственно утяжелённый старинный слог.

7.


Мимо Брайда, словно спущенная с цепей свора, пронеслось стадо пятнадцатилетних учеников, весьма оживлённых грядущим обедом после утомительных утренних занятий. Этих ребят Брайд знал в лицо – Фэльх преподавал им очень важный курс, который сам называл «Одержимые и одержащие».

Что ж, от способности Фэльхена давать вещам самые неожиданные и неординарные названия, всё время его ученичества перманентно стояли дыбом волосы как у чародеев, так и у контролирующих их представителей Церкви. Но это был единственный реальный повод для нареканий, который он когда-либо подавал.

В двадцать пять лет быть удостоенным того чтобы преподавать молодёжи столь важные дисциплины – показатель больших достижений. Фэльхен был тошнотворно лоялен Кругу. Ну и, что немаловажно, он оказался просто хорошим учителем. Педагогические таланты были присущи далеко не всем магам, так что разбрасываться такими кадрами было неразумно.

Впрочем, прямо сейчас грустные мысли Брайда были настолько не связаны с Фэльхом, насколько это вообще возможно.

Брайд хотел есть. Он очень сильно хотел есть. Вчера вечером он едва поковырял ужин, а утром проспал и пропустил завтрак, так что к настоящему моменту в желудке храмовника образовалась внушающая трепет пустота, неустанно взывающая о жертве съестным. Но вот Брайд стоит на посту, и будет стоять здесь ещё час. Максимум, он может сделать два шага влево и два шага вправо – хотя, какой смысл, если это ничуть не приблизит его к пище?

Однако Брайд старался стойко воспринимать тяготы служения, и не слишком сосредотачиваться на мыслях об ароматной жирной каше с мясом и подливкой…

Появление Фэльха всегда очень помогло отвлечься, хотя, честно говоря, лучше бы Брайд и дальше честно мечтал о еде.
Фэльхен вышел из аудитории, уткнувшись в стопку разнокалиберных бумажек с, очевидно, ученическими сочинениями. Он читал на ходу и тихо загибался от сдерживаемого хохота.
- Что пишут? – спросил Брайд, когда маг дошёл до его поста.
Фэльх вскинул на него весёлые глаза, и Брайд разом забыл об обеде.
- Что только не пишут! - с чувством произнёс Фэльх. – Иногда просто такое чувство, что этих ребят сюда вчера забросили на грифоне, а моих лекций они не слышали, и вообще все эти годы ковыряли в носу где-нибудь в весях Антивы… Слушай, можно попросить тебя о неприличном?
Брайд прикусил щёку изнутри и крепко возроптал на Создателя.
- Смотря, насколько неприличное.
- Ты не мог бы снять это ведро? – попросил Фэльх, указуя на шлем храмовника. – В нём какая-то странная акустика…
- Не положено, - с сомнением произнёс Брайд, но оглядел пустой в честь обеденного времени коридор и всё-таки снял шлем, поместив его на локоть.
Именно в этот момент у него громко забурчало в животе.
- Ого, - сказал Фэльх. – Ты не завтракал, что ли?
- И почти не ужинал, - со вздохом пожаловался Брайд.
- Ужас какой! - посочувствовал маг и, внезапно просияв, зажал кипу бумаг подмышкой и принялся лихорадочно рыться в сумке. Добыл со дна жёлтое яблоко, сочное и сладкое на вид. Подумав, отёр его платком и протянул Брайду. – Не еда, конечно, но…

Брайд смотрел на яблоко так, будто ему только что предъявили подлинную сандалию Андрасте, жестоко осквернённую варварами. Фэльх расценил этот взгляд по-своему, вздохнул и демонстративно откусил от яблока.

В коридоре было тихо и благостно. Потрескивали светильники на стенах. Фэльх с подчёркнутым удовольствием ел яблоко. Брайд ел глазами Фэльха.

Проглотив прожёванное, маг повторно протянул храмовнику яблоко. Тот взял, не снимая латную перчатку, и откусил сразу половину. Челюсти замололи.
- Ты правда думаешь, я могу тебя отравить? – поинтересовался Фэльх. – Или это так, рефлексы?
Брайд попробовал ответить, не переставая жевать. Давясь, доел яблоко и всё-таки произнёс:
- Это яблоко. Понимаешь… - он запнулся, и выпалил. – Мне недавно приснился кошмар. В нём было такое яблоко. Ну, в некотором роде…
- А, - повеселел Фэльх. – Ясно. Присниться может всякое.
Неожиданно для себя, Брайд начал:
- Я тут думал…
О тебе. Я постоянно думаю о тебе – так часто, что, наверное, скоро сотру ладони до костей.
Он осёкся.
- Да? – осторожно подбодрил Фэльх, не понимая причин внезапного молчания.
- Кажется, у тебя что-то случилось. Ты выглядишь как-то необычно, - ляпнул Брайд, не зная, как выпутаться из затруднительного положения, в которое его завёл собственный слишком длинный язык, стоило на минутку расслабиться.
- Ты заметил? – искренне удивился Фэльх. – Вообще-то, да, у меня кое-что случилось… - он огляделся, запихал сочинения в сумку и подойдя ближе к Брайду – тот почувствовал слабый запах мела, книжной пыли и гари – и доверительно произнёс. – Помнишь, я ездил в Денерим? Привёз ещё двойняшек, очень одарённых. Так вот, там была одна женщина, дочка лавочника… Кара, - он чуть застенчиво улыбнулся и продолжал. – Не подумай, что я там бегал в поисках романтических приключений, просто… ну, так получилось. Я ей, похоже, понравился, и… ну, глупо кричать и вырываться, когда милая женщина приглашает тебя в гости… конечно, если у тебя нет обетов, - поспешно добавил он, виновато покосившись на Брайда, который постарался сделать вид, что всё в порядке. – Вот... И она написала мне сюда. Письмо.
- Письмо? – недоумённо переспросил Брайд.
- Ага. Не сомневаюсь, что прежде чем его передали мне, с бедной бумажкой произвели немало противоестественных действий все старшие чародеи… и всё твоё начальство! - весело фыркнул Фэльх. – Но, поскольку это действительно самое обычное письмо безо всякого подвоха и скрытых шифров, в конце концов, оно всё же оказалось у меня в руках… И Кара пишет, что ждёт ребёнка.
- Твоего?
- Она считает – да… Кара очень милая женщина, и я не думаю, что она лжёт. Так что я написал Виллису, чтобы он приглядел за ней.
- Тому Виллису, который прославился как шутник без чувства меры? – с намёком уточнил Брайд.
- Я ему полностью доверяю, - пожал плечами Фэльхен.
- Ну тогда… поздравляю, - неловко произнёс Брайд.
Однако это было точно то, что надо. Фэльхен заулыбался, к