В любом другом случае Дункан заподозрил бы, что новобранец утянулся с концами. В первую же ночь, как обнаружил бы, что завербованный три дня назад эльф бесследно исчез из лагеря.
Но, во-первых, своему чутью Дункан справедливо доверял, а оно говорило: этот вернётся, подожди до утра.
Во-вторых, простая логика говорила о том же. Маэль был их тех немногих добровольцев, которые осознанно желают вступить в орден. Правда, его мотивы были не вполне понятны, но придя к долийцам в поисках нового рекрута, Дункан обнаружил, что его уже несколько дней целенаправленно ждёт некий колдун без клана. Пришёл, сел у главного костра и сидит, ждёт.
Живущие вне клана колдуны были довольно редким явлением, но притом – неотъемлемой частью Бресилиана. Они не татуировали лиц, не вступали в брак ни по одному известному обычаю, и кланы относились к колдунам настороженно – что не мешало им в некоторых случаях обращаться к отступникам за помощью. Хранители не отрицали, что колдуны многое знают, но не одобряли их отшельнический образ жизни: вместо того, чтобы постоянно поддерживать и защищать свой народ, такие как Маэль (а до него – многие другие) предпочли жить наособицу.
В дороге Маэль беспрестанно расспрашивал Дункана о Серых Стражах - расспрашивал внимательно и вдумчиво – словно точно знал, что времени на вопросы осталось немного.
Он оказался хорошим попутчиком, способным провести весь световой день на ногах, не жалуясь на усталость и сохранив способность воспринимать и осмысливать новую информацию.
Так что, Дункан был точно уверен: Маэль вернётся.
И не ошибся.
Колдун повадился тихо уходить с наступлением темноты и так же тихо возвращаться – каждую ночь. Ещё он раскидывал гадальные кости по утрам и вечерам.
Дункан очень быстро перестал обращать на это внимание.
Серые Стражи всегда были собранием очень пёстрых личностей, а запретная магия порой оказывается весьма полезной.
Если Маэль выдержит Посвящение – для него начнётся новая жизнь, в которой никто не станет задавать вопросы о традиционности его магических практик.
Если нет – это тем более не будет иметь никакого значения.
* * *
Энейф была городской девочкой. Она родилась в Денериме, на втором этаже дома её родителей, и всю жизнь до пяти лет провела в городе.
Теперь ей предстояло научиться жить в деревне. Отец купил большое хозяйство на юге, и теперь вся семья вынуждена была пересечь чуть не половину страны. Несмотря на неудобства и финансовые издержки, в том числе и на охрану, отец всё ещё считал эту покупку очень удачной.
Энейф ещё в глаза не видела свой новый дом, но идея ей заранее не нравилась. Проводить весь день в трясущейся повозке было скучно, пешком она не поспевала за лошадьми, а на седло братья её не брали – говорили, мала. Да и необходимость справлять нужду в кустиках очень стесняла девочку, привыкшую к благоустроенному отхожему месту.
Вот и в тот вечер она постаралась зайти подальше в лес, так чтобы на неё точно никто не наткнулся случайно, и, как ни смешно, заблудилась, возвращаясь обратно к повозкам. Зашла не за ту сосну, срезала не через тот холм, и очень скоро полностью потеряла направление.
Сначала Энейф расстроилась так, что заплакала, но, к сожалению, не остановилась для этого, и, в итоге, споткнулась и с визгом рухнула на дно какого-то оврага, подвернув ногу.
Тут уж слёзы хлынули ручьём. Сидя на дне оврага, девочка рыдала, представляя, какую трёпку устроит ей мать за порванную и испачканную одежду. Особенно за совершенно новую, купленную специально для дороги красивую синюю накидку с капюшоном!
Внезапно она почувствовала, как что-то сухое проползло по её лодыжке. Забыв о боли в подвёрнутой ноге, Энейф ломанулась вверх по стенке оврага, ничего не видя перед собой. Она успела пробежать – точнее, продраться или проломиться – довольно далеко, прежде чем успокоилась достаточно, чтобы снова почувствовать боль – и тут же рухнула где стояла.
Солнце уверенно касалось горизонта, и Энейф начала понимать, что, может быть, никакой трёпки не будет.
Потому что никто её не найдёт.
* * *
Но рано или поздно всё заканчивается, закончились и слёзы. Отупев от плача и полностью обессилев, Энейф какое-то время лежала на траве. Постепенно к ней вернулось слабое, опасливое, но всё же любопытство, она села и огляделась, обнаружив себя на глухой, совершенно нестрашной полянке под большим деревом, названия которого девочка не знала.
- Ничего, если я побуду тут? – спросила она, сама не зная у кого. Разумеется, ей никто не ответил, но Энейф стало немного легче. Тем более что за одним из кустов она обнаружила дикий малинник.
Так что через некоторое время девочка начала смотреть на жизнь куда веселее, подобрала себе кривую палку, чтобы опираться на неё при ходьбе, и устроилась под деревом.
Её, безусловно, искали, но, наверное, совсем не в той стороне, или она забралась слишком далеко в лес…
От всех этих переживаний и беготни Энейф заснула очень быстро, даже не успев в полной мере прочувствовать отсутствие мамы с вечерней сказкой.
* * *
Она проснулась уже после того, как стемнело, от ощущения взгляда.
Он стоял на краю поляны, над текущим из-под камня ручьем. Чёрный зверь, клок ночной темноты, очерченный быстрыми изящными росчерками невидимого пера. Наверное, это был волк – Энейф никогда не видела волков – огромный, совершенно дикий, с голубыми, как будто светящимися глазами – разве у волков бывают такие глаза?..
Зверь стоял совершенно неподвижно, и смотрел прямо на Энейф.
Девочка зажмурилась. У неё как-то не осталось сомнений, что сейчас на неё бросятся, растерзают и съедят. Это, наверное, очень-очень больно, когда тебя растерзывают…
Время шло, но больно не становилось. Энейф осторожно приоткрыла один глаз.
Волк пил из ручья. Поднял голову, вновь посмотрел на девочку. Медленно подошёл, очень близко – она почувствовала горячее дыхание на лице.
Энейф, не дыша, смотрела на волка.
Волк спокойно смотрел на Энейф.
Потом повернулся и пошёл к краю полянки. Обернулся, как бы спрашивая, чего же ждёт этот странный человеческий детёныш.
- Ты хочешь, чтобы я шла за тобой? – дрожащим голосом спросила Энейф.
И волк кивнул!
Это движение головы не могло быть ничем иным, кроме как кивком!
- Сейчас, - девочка встала на ноги, и тут же охнула. О подвёрнутой лодыжке она уже успела забыть, а зря.
Волк вздохнул. Вернулся и подтолкнул ладонь Энейф косматой чёрной спиной.
Так она и пошла дальше – одной рукой опираясь на палку, а другой - на волка. Шерсть у него была довольно жёсткая, но приятная в прикосновении, и чувствовалось, как упруго ходят там, под шкурой, сильные мышцы.
* * *
Про волка Энейф никому не рассказала.
Он довёл её до места, откуда были видны огни стоянки, повернулся и исчез в лесу.
Трёпки тоже не было.
Папа сперва порывался всыпать дочке, которую вот уже несколько часов ищут разве что не с собаками (по причине отсутствия собак), но вместо этого только сильно прижал к груди и долго держал так. Потом мама мазала многочисленные синяки и порезы Энейф лечебной мазью и плакала, а про порванную одежду вообще ничего не сказала.
2.
* * *
Энейф как раз закончила мести двор и присела отдохнуть в тенёчек, когда её окликнули:
- Красавица, не поднесёшь ли воды?
Незнакомый мужчина стоял на дороге по ту сторону калитки, опираясь на посох. Эльф, да ещё странно одетый – то есть, очень подозрительный и интересный.
- Мне мама не велит разговаривать с незнакомцами, - не подходя слишком близко к калитке, сообщила девочка.
- Правильно, - кивнул эльф. – Не надо со мной разговаривать. Но дать напиться, думаю, можно? Сегодня жарко, а я весь день в пути.
Энейф заколебалась. Она ни на грош не доверяла незнакомцу, но ей уже стало его немного жалко.
- Ладно, я принесу воды, но ты никуда не уходи! - строго предупредила она.
Когда Энейф вернулась с кружкой, мужчина всё так же стоял у калитки. В пыли концом посоха были начертаны какие-то непонятные загогулины.
- Это чтобы играть? – спросила Энейф.
- Не совсем.
Энейф внимательно смотрела, как он пьёт - не отрываясь, короткими глотками. Потом он вернул ей кружку:
– Благодарю тебя. Вот, возьми, - и протянул Энейф маленький металлический кружочек на кожаном шнурке.
- Ой, это что? Монетка? – Энейф осторожно взяла в руки шнурок. Монетка была очень старая, неправильной формы из-за полустёртых краёв. – А кто это на ней?.. Птица или зверь…
- Понемногу того и другого. Это грифон, - эльф осторожно вынул из рук девочки шнурок и надел ей на шею. – Спрячь под одежду. Это очень важная маленькая вещь, и однажды она спасёт тебе жизнь, милая.
- Ладно, - растерянно откликнулась девочка, машинально сжимая монетку в руке и глядя на эльфа во все глаза. – А со мной от неё ничего плохого не случится?
- Ну, в лесу точно больше не заблудишься, - лукаво улыбнулся эльф.
* * *
Зайдя в лес, Маэль откинул голову, вдохнул всей грудью густой смолистый воздух тёплого, почти уже летнего дня, и вполголоса произнёс:
- Мне очень приятно, что вы оба так беспокоитесь обо мне, что повсюду следуете, даже когда я прошу этого не делать… Но воин в латах – слишком шумен и заметен в лесу, и ты, Зевран, не мог этого не знать.
- Упрямство нашего бронированного друга по непробиваемости сравнимо лишь с его же стильным сверкающим нагрудником, - признал Зевран, невесомо соскальзывая с дерева. – Ни за что не соглашался снять доспехи.
- При тебе рискованно что бы то ни было снимать, - беззлобно огрызнулся несколько смущённый Алистер, появляясь из-за раскидистого дуба. – Ты это как-то не так понимаешь. Или это у тебя юмор такой нездоровый, я пока не разобрался…
- Верно говорят: сперва полжизни ты работаешь на репутацию, ну а потом она на тебя, - пожал плечами Зевран. – Видимо, пришло моё время пожинать плоды и возлежать на лаврах…
Алистер виновато посмотрел на Маэля и сказал:
- Ты же понимаешь, мы должны друг за другом присматривать?
- Я понимаю. Не нужно беспокоиться о том, что я мог обидеться. Всё в порядке.
- Тогда, может, расскажешь или хоть намекнёшь, что это за девочка и что ты ей отдал?
Маэль медленно покачал головой.
Зевран и Алистер переглянулись с редким в их случае пониманием.
- Спорим, сейчас он улыбнётся и скажет что-то вроде: «это очень важная маленькая девочка»? – произнёс Зевран, вздёргивая брови.
- Деньги или щелбаны? – подозрительно уточнил наученный горьким опытом Алистер.
Маэль улыбнулся.
И ничего не сказал.