"Первый снег"

(Прошу прощения у автора.Фик был настолько интересным,что я его внаглую сперла!)
Автор: Linke (Likardian)
Бета: Ася
Гамма: Клод
Название: Первый снег.
Жанр: ангст, романс
Персонажи: Ренджи/Бьякуя
Рейтинг: R
Дисклаймер: все принадлежит Кубо Тайто.
Саммари: все по арту.
Размер: более 13 тысяч слов
Статус: закончен.
Размещение: запрещено
Предупреждение: АУ, ООС.
Посвящается: Насте Даниловой
Предупреждение2: продолжение фанфика в комментариях.

Ночь. В квартире на одном из верхних этажей высотки темно и достаточно прохладно. Хотя, это, может, только его ощущение. Да и настроение такое, что хочется замерзнуть навсегда или просто умереть. Но молодой мужчина упорно, каждые минут десять, нажимает на своей странице в социальной сети кнопочку «Обновить». Ничего не меняется уже несколько часов, хотя ему кажется, что прошла уже вечность с того момента, как он отправил сообщение.
За окном падает первый снег. Переливается неоновыми огнями огромный город, пытаясь обойти красотой звездное небо. Сверкают шоссе-артерии сотнями движущихся огоньков, показывая, что все в этом мире живет. С бездушных плакатов улыбаются нереальные люди с мертвыми улыбками. По улицам бредут слишком вычурные девицы, группы «ночных бабочек» идут на место работы. Торопятся домой служащие разных фирм, засидевшиеся на работе допоздна. Из какого-нибудь бара вываливается шумная пьяная компания, распугивая своим видом несчастных прохожих. На городской окраине проходит соревнование стритрейсеров, собравшее кучу зрителей. Где-то произошла авария - по дороге под его окном пронеслась с заунывным завыванием сирен скорая помощь. А может просто кому-то стало очень плохо от этой жизни.
Он бы сейчас не отказался побыть этим кем-то. Поправляя распущенные черные волосы, он вновь нажал «Обновить», но ничего не изменилось. Того, чего он так ждал, еще нет. Он нахмурил тонкие брови и еле сдержался, чтобы не захлопнуть крышку небольшого ноутбука. И вновь смотрит на экран: знакомая фотография парня с красными волосами высветилась в «друзьях», но его все еще нет «on-line». И Бьякуя в который раз отворачивается к окну, глядя на падающий снег и жизнь за этим окном.
Это обидно. Особенно сейчас. Ему необходим этот ответ, хотя он и понимал заранее, что сегодня может ничего и не ждать. Ведь Ренджи молчит уже который день. Да, у него найдется оправдание, и, возможно, Бьякуя даже поверит в него. Хотя, сам будет знать, скорее всего ложь, но приятная же. Нет, Ренджи научился оправдываться, особенно сейчас, когда он не может проверить, когда он далеко. И какой-то болью отзываются воспоминания о тех временах, когда все только начиналось, когда все не было так сложно. Бьякуя помнил все, словно это было вчера, а не два года назад.

В их фирму направили молодого специалиста, сразу после института, но с оговоркой, что он - «перспективный сотрудник». И директор, словно в шутку, подсунул этого новичка в отдел Бьякуи. А он честно не мог понять, как такое чудо вообще может работать с бумагами, принимать заказы и вообще справляться с возложенными на него обязанностями. Слишком яркий, вечно улыбающийся, со сверкающими карими глазами и нереально красными волосами, которые раздражали Бьякую больше всего. Однако, за первую неделю работы новый сотрудник развеял большую часть его сомнений. Ренджи умел работать. Хоть и по-своему, но умел. Он справлялся со своими обязанностями. Хотя было одно «но». Ренджи был слишком другим. Он слишком выделялся из серой массы сотрудников, которых порой было не отличить друг от друга. Он был живым по сравнению с ними, он заставлял их улыбаться, приносил в их жизни краски, наполняя их оттенками. Под такую жизненную раздачу попадали все: и младшие сотрудники, и совет директоров, которому он на совещаниях приносил бумаги, и Бьякуя, который не хотел такого буйства красок в своей жизни. Особенно тогда.
К моменту прихода Ренджи в их фирму, прошел уже год с тех пор, как от Бьякуи ушла любимая девушка. Но «любимая» - это даже не самое точное определение. В тот день, когда она ушла, он хотел сделать ей предложение.
В его жизни еще никто не оставлял ему «прощального письма». Так и в этот раз: она не оставила ничего, кроме горечи на душе. Пока он был на работе, она собрала вещи, уничтожила, как могла, все следы своего пребывания в его доме. Она старалась стереть о себе любое напоминание. И ей это удалось. В доме, когда он вернулся, держа в руке маленькую коробочку и букет алых роз, ничего от неё осталось. По сути, ей там принадлежало только несколько полок с вещами, да пара предметов в ванной комнате. Но Бьякуя её саму считал всей своей жизнью. И он помнил, какой кошмарно пустой показалась ему покинутая ею квартира. Ровным счетом ничего живого. Ни одной живой души.
В тот вечер он напился в стельку, пытаясь забыть её. Слушал какую-то музыку, о которой даже и не знал раньше. Но она отлично подходила под его настроение, и он танцевал с бутылкой в руке. Растерзал все розы, разбросав их алые лепестки по полу, и устав, уснул в них, глядя на дождливое небо и небольшой кусочек неонового города, что был виден ему. Тогда он думал, что в его жизни не будет больше ничего счастливого, ничего яркого, живого. Всё ушло с ней в тот самый дождливый серый день.
А потом он узнал, что она собралась замуж за его бывшего одноклассника, с которым встречалась, пока жила у него.
Год он прожил, как в тумане. Все было просто до безумия и столь же однообразно. Работа-дом, дом-работа, работа-дом-выходной. Вначале он понимал, что так длиться долго не сможет, что он сойдет с ума. Но потом он словно сам стал этой безликой серостью, смирился, дошёл до состояния, когда менять уже ничего не хочется. Он увязал в этой трясине, пожирая себя обыденностью. Задыхался в этой ложной размеренной жизни. Он стал обманчиво живым внешне и почти мертвым внутри. Он не жил, он существовал. А для существования хватало минимума эмоций.
Но с появлением Ренджи он словно начал ощущать, что его жизнь нуждается в переменах. Он и сам это понимал какой-то частью души, но все же пытался игнорировать это ощущение и жить по-прежнему. Бьякуя стал замечать, что он жил только одним днем - безгранично серым, дождливым днем, без грамма радости. Но с Ренджи каждый день становился по-своему особенным. Пусть в мелочах, но особенным. Он всячески пытался найти общий язык с ним, с Бьякуей. Не отчаивался, когда очередная его попытка заговорить с начальником проваливалась. А Бьякуя просто не знал, как ему ответить. Продолжи он разговор в своей излюбленной манере, Ренджи бы непременно напугался и вряд ли еще когда-нибудь заговорил о чём-то, не относящемся к работе. А ему хотелось слышать этот голос с легкой тенью насмешки, видеть эту искреннюю улыбку.
В какой-то момент, в один из безликих вечеров, Бьякуя понял, что скучает без Ренджи. Сначала это была потребность в какой-то остринке в жизни, в улыбке с утра, в смехе, с которым Ренджи разговаривает с сослуживцами. Но со временем захотелось большего: хотелось видеть его часто, если не сказать всегда. Хотелось постоянно слышать его голос. И он начал неосознанно искать пути решения этой проблемы, оставляя Ренджи после работы, прося его помочь. Брал с собой на разные встречи в качестве своего помощника, всячески игнорируя своего секретаря. Начал прислушиваться к разговорам Ренджи с сослуживцами, проявлять интерес к его жизни. Но Бьякуя не делал ничего больше. Он просто проявлял интерес, какой проявляет человек по отношению к другому человеку.
Так могло продолжаться еще очень долго, до тех пор, пока этот интерес не надоел бы Ренджи и пока тот не спросил бы прямо, чего Бьякуя от него хочет. И Бьякуя не знал бы тогда, что ответить. Он не знал, как назвать свой интерес. Потребность в Ренджи? В его присутствии? Необходимость как-то расцветить свою жизнь? Жажда ощутить что-то новое? Или просто нехватка тепла и понимания? Потребность в любви? Бьякуя в это не верил, но уже не мог остановиться. Пока сама жизнь неожиданно не подарила ему удачный момент.
Как-то раз Бьякуя возвращался на своей машине домой. Электронные часы показывали 22:43, по радио звучала какая-то очередная чушь. Был конец ноября, когда дождь грозился обернуться снегом, а вроде бы безобидные лужи - утренним гололедом. Он ехал, почти не замечая окружающего мира, пока на одной из безлюдных улиц не увидел Ренджи. Тот шел, склонив голову, приложив руку к лицу, словно пытаясь остановить кровь, волосы больше не были забраны в хвост и, намокнув, липли к лицу и шее, стекая алыми струями по куртке. Бьякуя опередил его и остановился у обочины, открыв переднюю дверцу и кивнув ему в знак приветствия. Ренджи сел рядом с ним, посетовал на паршивый дождь и смущённо и виновато поблагодарил, словно за что-то извиняясь. Но Бьякуя сам его тогда остановил, видя, как по подбородку Ренджи стекает струйка крови из разбитой губы. Он тогда не слушал возражений младшего сотрудника и привез его к себе, придумав вполне действенную отговорку, которой Ренджи поверил. Сам обработал ему разбитую губу, сам прикладывал лед, не задал ни одного вопроса, сам приготовил ужин и сам наказал остаться Ренджи у него дома на ночь, хотя тот порывался уйти, говоря, что живет близко. Бьякуя это знал - дом Ренджи был виден ему из окна спальни. Порой он смотрел на него, когда не мог заснуть. И той ночью, когда Ренджи размеренно сопел в зале, Бьякуя сидел на кухонном подоконнике и смотрел на город, гадая, сколько он продержится вот так, в полуживом состоянии возле Ренджи? И возможно ли это вообще?
Следующим утром они вместе приехали на работу, разговаривая по дороге о каких-то маловажных мелочах. Для Бьякуи это уже стало чем-то несущественным, ненужным и потому не подлежащим его интересу. Как оказалось, он опять ошибался. Ренджи был готов без остановки рассказывать о каких-нибудь событиях, на которые Бьякуя и не обратил бы внимания. Он говорил о своих увлечениях, любимых фильмах, названий которых Бьякуя ни разу не встречал, о книгах, которые Бьякуя даже в руки не подумал бы взять. Ренджи, будто пришельцу из другого мира, объяснял ему, что сейчас нужно смотреть, читать, где бывать, хотя сам раз десять успел признаться, что не очень следит за новинками. И Бьякуя несколько раз в ответ пообещал, что посмотрит, прочтет, сходит. Но сам понимал - вряд ли.
С той ночи словно что-то изменилось, щелкнул невидимый выключатель, переводя их отношения на новый уровень. Ренджи теперь часто заходил к нему в кабинет и рассказывал что-нибудь. Оставался с ним и помогал, когда Бьякуя вновь был вынужден задержаться на работе. Они стали проводить выходные вместе, ходить по любимым местам Ренджи, на которые Бьякуя раньше и не смотрел. Он словно открывал для него новый мир, которого Бьякуя никогда не видел, а если и видел, то старался не замечать. Ренджи теперь очень часто оставался у него ночевать, потому что, находившись допоздна по городу или засидевшись в офисе за полночь, ни одному, ни другому не хотелось еще мотаться между двух домов. В итоге, Ренджи почти поселился у Бьякуи, бывая у себя дома теперь крайне редко.
Со временем у них делалось все больше и больше общих интересов. Друзья Ренджи становились знакомыми Бьякуи, но ни тот, ни другие не стали бы общаться друг с другом без Ренджи. Он стал связующим звеном во всем. Он дарил новый мир, показывая минусы прежней жизни Бьякуи. Они постепенно становились ближе и ближе, теряясь в личностях и интересах друг друга, растворяясь в своих отражениях, стоя друг напротив друга.
Когда их отношения стали чем-то большим, чем дружба двух мужчин, Бьякуя не мог сказать ни тогда, ни тем более сейчас. Они просто начались, сметая все оставшиеся стены, преграды, секреты. Возможно, это был своеобразный итог, финальный уровень их отношений, к которому они стремились с самого начала. А может, это было просто стечение обстоятельств.
Было начало весны, но в воздухе уже витала привычная теплота, которой не хватало всю зиму. А они весь день провели дома, смотря фильмы из списка "не для всех", после чего долго их обсуждали, ища интересные и глупые моменты в них. Слушали музыку, потягивая пиво и вспоминая любимые моменты или сцены. Перебирали и спорили, смеялись и наигранно сердились. Успели подраться подушками и чуть не разбить стекло. Успели провести выходной день так, как проводили его всегда.
В ту ночь Бьякуя опять сидел на кухонном подоконнике, глядя на город. Ренджи стоял напротив него, в который раз рассматривая лицо Бьякуи. Это стало привычным делом, своего рода ритуалом перед сном. Поначалу Бьякуя пугался такого изучающего взгляда, задавал вопросы, даже смущался, но потом привык. Со временем, с приходом доверия, Ренджи стал касаться его лица. Скользить кончиками пальцев по щеке, шее. Невинные, почти невесомые ласки, в которых нуждались оба. Бьякуя послушно закрывал глаз, а Ренджи водил пальцами по его лицу. И так было почти каждую ночь на фоне неонового города.
Тогда все начиналось, как обычно. Пальцы, скользнувшие по лицу, закрытые глаза и неожиданно теплое дыхание на губах. Бьякуя тогда не открыл глаза, подыграв Ренджи, позволив ему первым сделать шаг к раскрытию их чувств. Но на теплый, чуть смущенный, осторожный поцелуй он тогда ответил, понимая, что пути обратно к просто теплой дружбе уже не будет. Бьякуя сам обвил тогда шею Ренджи руками, притягивая ближе к себе, углубляя поцелуй, делая его страстным.
Бьякуя первым продолжил игру, когда Ренджи остановился, словно не веря, что ему отвечают. Первым опустился на широкий подоконник, притягивая к себе озадаченного, но счастливого друга, а теперь уже и любовника. Первым стянул с разгоряченного тела Ренджи футболку, впервые прикасаясь к его телу, пытаясь ласкать. Первым запустил тонкие пальцы в распущенные алые волосы, притягивая к себе, увлекая в череду новых поцелуев. Но Бьякуя лишился главенствующей роли, когда Ренджи освоился и понял его желания.
И Бьякуя задохнулся, не ожидая такой нежности, такой горячности. Ренджи словно подменили, позволим ему сойти с ума. И он с радостью делился своим безумием, доводя Бьякую до иступленного состояния, когда он мог только просить. Он стал всем для него. Он пламенел, разжигая и разгоняя кровь, как лаву, по казавшимся холодными венам. Он растапливал весь лед, что остался где-то на задворках души, причиняя немыслимую боль и даря столь же невыносимое наслаждение. Позволял себе стонать, упиваясь удовольствием. Сводил с ума безудержной нежностью, с которой не сравнится ни один порыв летнего ветерка. Доводил Бьякую до предела, забирая прошлое, заставляя сердце биться вновь столь же быстро, как бьется его собственное. Шептал слова любви, перебирая черные пряди, обжигая шею горячим дыханием с запахом крепкого чая, даря надежды на счастье. И подтверждал их своими движениями, доводя до предела, рассыпая искры перед глазами, позволяя умереть в его сильных руках, прижимая всё сильнее.
Бьякуя никогда не знал, что может так стонать. Так страстно и так глубоко, срывая голос и пробуждая новое желание. Не знал, что может в порыве страсти, смешанной с болью, раздирать ногтями плечи любовника. Не знал, что может умолять не останавливаться. Не знал, что его привычно прохладная кожа станет горячее солнца под этими руками. Не знал, что может так прогибаться, вызывая изумление у Ренджи. Не знал, что может так сильно обнимать, боясь отпустить. Не знал, что может так шептать его имя, повторяя как мантру в горячечном бреду, дарующую спасение. И спасение приходило с каждым новым движением Ренджи, с каждым его горячим вздохом, с каждым толчком внутри, с каждым поцелуем, с каждым его словом. Не знал, что можно сойти с ума и узнать все грани мира за столь короткое время. Не знал, что, только пережив такую близость и познав только одного человека, обретешь весь мир. Единственного, который создан только для тебя. Который должен остаться с тобой навсегда.
Как и не знал и того, что заниматься любовью на двенадцатом этаже, на подоконнике, смотря на сверкающий в ночи город, так приятно. Как и приятно смотреть на тысячи огоньков затуманенными страстью глазами, когда волна оргазма накрывает тебя и ты, не сдерживаясь, кричишь, словно на весь мир. И ему льстило знание, что он словно на верхушке мира занимается любовью с человеком, которого любит и может при этом смотреть на тысячи никчемных жизней далеко внизу. Он чувствовал себя богом, которому доступны все наслаждения этого мира. Но он знал, что он не свободный бог. Он бог, которого пленил пламенный тигр, дарующий неземное наслаждение, посадивший его в золотую клетку. Хотя Бьякуя теперь ни за что бы не променял эту клетку на так называемую свободу, зная, чего тогда лишится. И он сгорал в его объятиях, смотря в его бездонные карие глаза с нотками безумия во взгляде.
Бьякуя провел рукой по слегка запотевшему стеклу, стирая с него влагу и вновь смотря на ночной город. Он все так же лежал на подоконнике, на его груди спал Ренджи, укрытый его рубашкой. Тонкие пальцы перебирали алые пряди, дышать Бьякуе приходилось с некоторым трудом, потому что Ренджи был все же тяжел для него. Но эта тяжесть была до безумия приятна, и он улыбался, лаская взглядом бездушный город.
Так все началось. Полные страсти ночи и легкие улыбки. Минимум общения на работе. Нет, они не избегали друг друга в обществе, просто хотели, чтобы их истинные отношения не всплывали наружу. Они научились общаться тонкими, полными изящества взглядами, понятными только им двоим. Понимали настроение и желания друг друга по мелочам. Угадывали возбуждение во взгляде, в движениях рук. Знали, что произойдет вечером, смотря друг на друга днем. Они жили только по ночам, днем играя роли.
Первое грозовое облако над их счастливой жизнью повисло с появлением новой секретарши у Бьякуи. Поначалу она не вызывала никаких эмоций - просто новый сотрудник. Нельзя сказать, что она обладала какой-то выдающейся внешностью. Она была более чем однообразна, этакая серая мышь в серой толпе. Ни один из них двоих, ни Бьякуя, ни Ренджи, ни обратили бы на неё никакого внимания, пройди она рядом. Но она не разделяла их общего равнодушия.
Тихой была только первая неделя, пока новая сотрудница привыкала к своему начальнику, к почти бесконечному игнорированию её персоны и к частому появлению Ренджи в кабинете Бьякуи, которому как раз доставалась большая часть внимания. Но потом, видимо узнав от сплетниц в компании о том, что Бьякуя один, стала проявлять к нему интерес. И одно бы дело, если бы это было едва заметно, выдавалось бы за легкую увлеченность и просто женский интерес к мужчине. Но нет. Возможно, она не слышала о тактичности или может просто страдала тупоумием, но свою огромную заинтересованность она не скрывала. Поначалу навязывалась вместо Ренджи сопровождать своего начальника во всех командировках, поездках, деловых встречах. Бьякуя вежливо ей отказывал, ссылаясь на то, что у Ренджи больше опыта, и искренне надеялся, что каждая такая просьба-мольба будет последней. Но девушка не успокаивалась и шла дальше. Через месяц она стала приглашать Бьякую на ужин, для которого такое приглашение было неслыханной дерзостью. Ей вновь и вновь отвечали отказом, ни во что не ставя все её чувства. Возможно, именно тогда в её голове зародился коварный план.
Тот день просто настал. Он не начался, не пришел, а именно настал. Было еще утро, когда Бьякуя узнал, что Ренджи вызвал к себе директор и сделал какое-то, по его мнению, очень выгодное предложение. Секретарша умильно улыбалась Бьякуе, сообщая, что Ренджи предложили перейти в другую фирму на должность руководителя отдела, и он согласился. Упомянула так же, что Ренджи уже собрал все свои вещи и ушел, и приступит к работе на новой должности с понедельника. После чего она одарила Бьякую еще одной, по её мнению, обворожительной улыбкой и вновь пригласила его на ужин. А его уже трясло от волнения, страха, кучи бессвязных, но опасных мыслей, и это её очередное приглашение вызвало в нем еще и гнев.
- Вон. И больше никогда не смей мне предлагать ничего подобного, - только и сумел он выдавить сквозь зубы, пытаясь унять дрожь во всем теле.
Но и этого хватило, чтобы лицо девушки исказилось, и она стремглав вылетела из кабинета, пискнув на прощание что-то нечленораздельное.
Бьякую трясло, и с каждой минутой дрожь становилась все сильнее. Он несколько нервно набирал номер мобильного Ренджи, но тот не отвечал. Сходил к директору фирмы и ответственному за персонал, но ничего нового не узнал. Только главный бухгалтер их фирмы - странная, себе на уме женщина - рассказала ему, что к чему. И правда оказалась для Бьякуи еще более неприятной, чем он ожидал.
Если честно, то он не ожидал, что его секретарь окажется не только дурой, но и интриганкой. И сочетание "хитрая дура" дало эффект, который требовался неугомонной девушке. По словам бухгалтера, секретарша Бьякуи переспала поголовно со всеми директорами корпорации, лишь бы они убрали Ренджи, куда подальше из их отдела и лично от Бьякуи. Но совет директоров не хотел терять столь ценного и перспективного сотрудника, как Ренджи, и они приняли решение, которое устраивало всех, кроме Бьякуи. А счастливой девушке нужно было теперь только найти правильный подход к Бьякуе. Домой Бьякуя вернулся ближе к полуночи, изрядно измотав себе нервы молчанием Ренджи, и облегченно вздохнул, поняв, что тот дома. Ренджи сидел возле стены, сжимая в руке пустую пивную бутылку. На нем был только халат, давно сползший с его широких плеч. Алые волосы были распущены и спутались, словно он долго и упорно бегал против ветра. Бьякуя сел на диван рядом с ним, пытаясь что-нибудь сказать, но Ренджи молчал, даже не одарил его взглядом.
Минут через двадцать он не выдержал и опустился перед Ренджи на колени. Аккуратно вынул из его рук пустую бутылку, отставив её в сторону, коснулся его лица, приподнимая за подбородок, и поцеловал его как можно нежнее. И тут же, как по команде, его с силой оттолкнули на пол, Ренджи навис над ним. Его карие глаза пылали яростью, губы исказила усмешка, пальцы все сильнее сжимали его тонкие запястья. Но Бьякуя не вырывался, легче было переждать эту бурю. Нужно было выждать. Сейчас, минут через десять, наигравшись в зверя и помучив его больными укусами, Ренджи успокоится. Станет прежним, нежным и трепетным любовником. И Бьякуя в который раз принял условия этой игры.
Но минуты тянулись, а ничего не изменялось. Ренджи все с той же злостью разрывал на нем одежду, все так же дарил больные поцелуи, и его глазах все так же плескалась бездушная ярость. Горячие руки с силой скользили по обнаженному телу, выводя раскалённый рисунок боли на нежной коже. На шее уже красовались несколько кровоточащих укусов, которыми наградил его Ренджи. Бьякуя все еще не пытался сопротивляться, хотя какая-то его часть уже сомневалась, что все будет, как прежде. Его сомнения подтвердились, когда Ренджи вошел в него без подготовки. И Бьякуя закричал, как не кричал ни разу до этого.
А дальше он помнил только боль, кровь, размашистые, сильные движение Ренджи и его сверкающий яростью взгляд. Помнил свои стоны, больше походившие на крик, слезы, что текли по щекам, вкус крови, когда он прикусывал губы, пытаясь сдержаться. Помнил чудовищную боль, с которой вторгались в его тело, словно разрывая на куски, и чувство какого-то странного, темного, противного удовольствия, которое незримой волной расползалось по его телу, даря столь же противное наслаждение. Помнил, как умолял Ренджи остановиться, срываясь на крик, срывая себе голос. Но тот лишь усмехался в ответ. Помнил, как раздирал его спину ногтями, пачкая тонкие пальцы в крови. Помнил, как пытался вырваться, но не мог справиться с тяжестью тела Ренджи. Помнил, как хрустнули позвонки, когда он выгнулся, оглушенный волной его оргазма. Помнил, как в какой-то момент Ренджи сдавил его подбородок и прошипел, глядя ему в глаза: "Ты ведь был с ней? Ведь так? Ведь был с этой гребанной шлюшкой, твоей секретаршей? Потому так поздно и пришел.. Молчишь? Значит был". И помнил, как его в тот момент накрыла волна удивления и не понимания. Он не мог поверить, что Ренджи смог такое вообразить. Но он задохнулся от нового крика, потонув в новой волне боли, не успев ничего сказать. Помнил, как взглядом пытался передать всю правду, рассказать, что было на самом деле. Но этот взгляд лишь вызвал раздражение, и Ренджи хорошенько ему врезал по точеной скуле. Теперь кровь стекала тоненьким ручейком по подбородку. И помнил, как в один миг все потеряло значение.
Бьякую словно накрыло волной отчуждения. Он видел все словно со стороны, ощущал, но словно это делали не с ним, а с кем-то другим. Он ничего не понимал, кроме того, что его насилуют. Жестоко, сильно, пытаясь причинить максимум боли. Так могут насиловать только от душевной боли. Бьякуя хотел это прекратить, ответить ему на его обвинение, хотел все объяснить. И когда понял, что скоро провалится от этих бесконечных пыток в сладкое беспамятство, прошептал, надеясь, что его услышат: "Ренджи. Я не был с ней.". Какое же невероятное изумление вспыхнуло в глазах Ренджи, когда он это услышал. Бьякуя уже на грани своего сознания, едва понимая, что происходит, слышал, как тот звал его: " Что ты сказал? Бьякуя! Повтори!.... Бьякуя". А дальше было приятное, белое и удобное беспамятство, похожее на слишком густой туман.

Проснулся он под вечер следующего дна. Все тело болезненно ныло, и каждое движение давалось с трудом. В голове шумело, мысли путались, не желая складываться в образы и идеи, в горле пересохло. Бьякуя медленно открыл глаза и огляделся. Его спальня, он лежит на кровати, у окна стоит Ренджи и смотрит на заходящее солнце. Его алые волосы переливаются в закатных лучах, ниспадая багровой волной по обнаженным плечам. Сильные руки скрещены на груди, темными тенями очерчены плавные изгибы спины. На нем только излюбленные черные спортивные штаны, в которых он ходит дома. Стоит лишь прислушаться, как становится слышно его напряженное, глубокое дыхание. Если бы не жажда, Бьякуя мог бы еще очень долго любоваться силуэтом Ренджи на фоне рыжеватого неба.
- Ренджи, - не позвал, прохрипел он, мысленно извиняясь за свой севший голос.
Ренджи резко развернулся к нему, едва, чуть нервно, улыбнулся, посмотрев на него испуганным, встревоженным взглядом. Несколько непростительно долгих секунд он смотрел на Бьякую с такой болью, нежностью и словно "прощальной" теплотой, чем несколько напугал его. Ренджи молча подошел и сел рядом, склоняясь и приподнимая голову Бьякуи. Взял стакан с водой с прикроватной тумбочки и поднес стакан к его губам, дав, наконец, ощутить вкус воды.
Бьякуя пил жадно, словно каждый глоток мог исцелить его синяки и ссадины. Улыбнулся, обхватывая стакан ладонями, помогая Ренджи, и прикрыл глаза, следя за ним из-под пушистых ресниц. Но его пугал взгляд Ренджи, его покорность, боль, сомнение и тоска. В его глазах не пылала больше та любовь, ну или хотя бы ночной гнев. Нет, такими глазами мог смотреть влюбленный, пытающийся запомнить черты лица любимого, видя его в последний раз. Тонкие брови непроизвольно сдвинулись к переносице, когда молчание Ренджи стало на него давить, и он отодвинул стакан от своих губ.
- Что с тобой Ренджи? - прошептал Бьякуя, изучая собеседника взглядом. - Ты молчишь, хотя по тебе видно, что ты хочешь что-то сказать. Так говори.
Но Ренджи только отвернулся, закусывая губу. Его руки едва заметно тряслись, словно он не мог найти подходящих слов. Дернулся, рывком встал и пошел обратно к окну. Развернулся, упираясь поясницей в подоконник, обхватил себя руками, опуская голову. Шумно вздохнул, словно проглатывая комок в горле. Его трясло. Запрокинув голову, закрыв глаза и вздохнув еще раз, словно решаясь, начал говорить:
- Разве. Разве я тебе сейчас не противен, Бьякуя? Ведь я же изнасиловал тебя. Причинил тебе боль, хотя ты ни в чем не виноват. Упивался твоей болью. Черт! - и он упал на колени, закрывая лицо руками - Бьякуя! Мне нравились твои мучения. Я хотел тебя убить. Я ведь даже собирался это сделать! Но. Но твой шепот такой тихий, мягкий, нежный. Я едва слышал его, оглохнув от твоего крика. Но я его слышал! Бьякуя. Я чуть с ума не сошел, когда ты потерял сознание у меня на руках! - и он заплакал. - Черт. А когда до меня дошел смысл твоих слов. Нет, тогда я уже был готов сам умереть, лишь бы не видеть твоего истерзанного тела. Истерзанного мной! - он замолчал, переводя сбившееся дыхание, но сделав несколько вдохов, продолжил. - Ты, наверно, не представляешь, что такое видеть тебя такого.. Я не знаю, сколько на тебя смотрел, но все, что видел, было покрыто кровью. Ты был весь в крови, в царапинах, синяках. На твоей скуле уже проступал синяк, а по щекам стекали слезы.. и… я тогда поднял тебя на руки и понес в ванную, - Ренджи неоднозначно мотнул головой, запрокидывая голову, упираясь затылком в стену. - Ты, может быть не знаешь, но ты очень легкий. А когда бесчувственный, так вообще как куколка. Легкий, податливый, невообразимо красивый. Но в моем случае, твоя красота была испорчена. Бьякуя. Я сотни раз следил за тобой по ночам, поражаясь твоей красоте, боясь даже коснуться. Но всегда вспоминал, что ты мой, что ты со мной. Но сегодня ночью. Безвольная красота в моих руках, которую я могу сжать, как хочу, но боюсь причинить тебе больший вред. Черт! Я сам себе противен. Я сам, собственными руками выдрал свое счастье. Я сам. Извратил свою любовь, - и он горько усмехнулся, прикрывая глаза рукой, уже шепча свой монолог, - Бьякуя. Я не могу так больше. Полночи я смывал с тебя кровь, окрашивая воду в алый цвет. И чем дольше я смывал с тебя мой грех, тем больше он мне открывался. Я не знал, что могу так раздирать человеческое тело. Я не знал, что смогу с такой жестокостью терзать тело любимого человека. Я не знал, сколько увечий оставил на твоем прекрасном теле. Бьякуя, - Ренджи посмотрел ему в глаза. - Твое тело похоже на книгу, написанную садистом, где каждая рана - это новая глава. Я видел их все, обработал каждую из них. Всю ночь сидел рядом с тобой, прикладывая лед к твоим синякам, смачивая водой твои сухие губы. И Бьякуя. Ты стонал во сне, - Ренджи опустил голову, скрещивая пальцы у себя на затылке. – Я... я не знал, что мне делать. Хотел тебя успокоить, но не знал как. А когда по твоим щекам вновь потекли слезы. Я заплакал вместе с тобой. И даже если ты сможешь меня простить, я никогда не прощу себя сам. Я всегда буду помнить твои слезы, твой крик, твои неописуемой красоты фиалково-серые глаза с нотками боли и нежности, твое истерзанное тело.. Бьякуя, я.
Что можно сказать, когда понимаешь все его чувства? Когда понимаешь, что Ренджи ошибся, поддался иллюзорным, ложным доводам? Но причинил боль, словно все его иллюзии были истинной? Что тогда сказать, когда все равно любишь, хотя тело болит, а на душе неприятный осадок? Что сказать, когда тебя раздирают на части нежность и злость? Что сделать - прогнать или простить? Что легче - понять или поддаться злобе? Ведь все равно ничто уже не будет как прежде. Боль будет в любом случае. Что проще - любить или ненавидеть?
Бьякуя слушал его монолог молча, смотря, ловя каждое движение Ренджи ласковым взглядом. Нет, ему было очень больно, ведь его же изнасиловали, но эта боль была терпима. Он все еще помнил, какую боль может принести расставание. И боль тела ничто по сравнению с болью души. А тело, оно заживет, синяки сойдут, обиду тоже можно простить. Но не прогонять, любить, простить. Ведь с такой печалью говорить может только тот, кто действительно виноват, но хочет прощения, тот, кто любит
- Ренджи, - как можно мягче позвал Бьякуя и тот тут же поднял голову. - Я не сержусь на тебя. Да, мне чуть-чуть обидно, но я отчасти понимаю твой порыв. И я, конечно же, не буду тебя прогонять. Я слишком люблю тебя, что бы лишиться тебя из-за какой-то дурочки, - и он улыбнулся, смотря в удивленные, все еще полные слез глаза. - Иди ко мне, Ренджи.
И он послушно поднялся, подошел и лег рядом, утыкаясь носом в черноволосую макушку. Ренджи улыбался, обнимая Бьякую все сильнее. А тот лишь вздохнул и продолжил:
- Только пообещай мне, всегда носи с собой свой телефон и не оставляй его там, где ты его не услышишь.
- Черт! - выругался Ренджи, приподнимаясь и осматривая комнату. И вдруг засмеялся, словно вспомнив какую-то очень важную мелочь. - Бьякуя, я, кажется, виноват перед тобой еще больше. Мой телефон, он в моей машине. Я его там вчера оставил. Черт. Я такой дурак, - и закрыв глаза, он рухнул на кровать. - А ты мне звонил ведь?
- Много раз. А ты все молчал и молчал. Ты даже не зашел ко мне в кабинет, когда тебе сообщили о переводе. Какой же ты все таки подлец, - прошептал Бьякуя, утыкая лбом в плечо смеющегося Ренджи.
А дальше. Дальше было слишком хорошо, чтобы длиться вечно. День за днем тянулась новая жизнь, которая была не лучше и не хуже прежней, она просто была другая. Бьякуе пришлось придумывать объяснение, почему на его левой щеке красуется большой синяк, после чего его отправили в недельный отпуск.
Ренджи понравилось новое место работы - из окна его кабинета была отлично видна высотка главного офиса корпорации и отдел Бьякуи на семнадцатом этаже. Между двумя офисными зданиями вроде бы всего километр производственных помещений, в которых как раз и занимались изготовлением большого спектра продукции. Их корпорация выполняла разнообразные заказы, занимаясь почти всеми сферами производства, кроме пищевой. Отдел Бьякуи занимался приемом заказов по Японии, а отдел Ренджи - заказами из Северной Америки.
Но близость офисов не означала близость общения. Им пришлось искать выход из сложившейся ситуации, который был бы приемлем в условиях постоянного за ними наблюдения, пусть и в целях безопасности. И выход был найден - социальные сети. Бездушные, по-своему пустые и многоплановые, но беспомощные, сети помогли им общаться на работе. Они выбрали самую популярную сеть и сидели в ней каждый день с утра и до вечера, пока им не становилось доступно нормальное общение. Нет, это не походило на обыкновенное сидение в какой-либо сети. Нет, это было нечто другое. В любви они могли признаться и дома, а здесь они просто обсуждали всякие мелочи, о которых потом и не вспомнят. Минутные переживания, вопросы по работе, о которых не заговоришь за ужином. Предупреждения, если кто-нибудь из них задерживается и просьба о помощи, если один из них не справляется с объемом работы. И маленькое сердечко с утра и перед тем, как уйти с работы и встретиться через несколько минут в машине.
Социальная сеть дала им шанс быть ближе постоянно, своего рода "на расстоянии вытянутой руки", что только протяни и коснешься. Но это обманчивая близость. Протяни руку и что будет "на расстоянии вытянутой руки"? Клавиатура и не больше. Иллюзия близости, заблуждение затуманенного разума. И как глупо - сидеть и ждать ответа, когда хочешь слышать голос, видеть взгляд. Как глупо знать, что вот всего ничего до другого офиса, пройди и окажись рядом. Но днем без дела просто так не пройдешь эти метры. На все нужна причина. А в сети просто набираешь сообщение и знаешь, скоро получишь ответ, если собеседник не занят. Хотя в этом общении тысячи условностей, сотни способов выразить эмоции знаками, наборами букв, но все они кажутся картонными на фоне настоящих чувств. И только в обед встретиться в какой-нибудь кафешке возле офиса и, наконец, улыбнуться губами, а не скобочкой. Вновь увидеть, как вспыхнет только для него одного море эмоций в фиалковых глазах и как скользнет по тонким губам улыбка.
Ночь. Ночь стала для них символом жизни. Нет, дело не в сексе, который был лишь продолжением их связи, доказательством близости. Нет, ночью они могли говорить и смотреть друг на друга. А игра в гляделки оказалась для них больше, чем просто игра. Это был своего рода ритуал, чтобы лучше запомнить каждую черту лица, каждый изгиб тела друг друга. Он позволял им жить, видя днем лишь фотографию, но помня настоящую красоту. Ренджи это часто забавляло. Он любил фотографировать Бьякую, что и делал почти постоянно и почти везде. После, из всех снимков выбирал самые "живые", заставлял Бьякую ставить самый лучший из них на аватарку и долгими днями сравнивал фото и "оригинал" по памяти. И каждый раз "оригинал" был лучше фото, хотя бы тем, что умел недовольно фыркать, как котенок. Мир казался несовершенным, но вполне приемлемым для их чувств.

Была весна того года, когда Ренджи сообщили, что его переводят в США. Ему не дали права на отказ, сказав, что это лишь на время, пока директор их части корпорации не сможет постоянно присутствовать в Америке. По времени это может быть длиться полгода, может - года, а может и дольше. Но так как у Ренджи нет здесь семьи, да и девушки как таковой нет, то он стал самой удачной кандидатурой на пост временного управляющего ново

Дыхание срывалось, сердце неслось галопом, его стук заглушал все звуки, перед глазами все плыло. Привычный мир, выстроенный четко по линеечке, с некоторыми нюансами, такой чуть-чуть неправильный, рушился на глазах. Каждый камень чувств сдвигался со своего места, а память как на зло подсовывала самые приятные моменты их с Ренджи любви, призрачное зеркало их счастья трещало по швам, грозясь разбиться. Бьякуя пытался себя сдержать, но так хотелось закричать. Нет, все с самого начала шло к моменту расставания, которого он боялся. Теперь ему вновь суждено остаться одному, вкушая горечь боли в одиночестве. Но у него есть месяц, чтобы подготовиться. Но разве можно подготовиться к страданию? Чем нужно запастись, чтобы страдания не терзали душу? Да собственно, ничем.
Его пробирала мелкая дрожь, хотелось порвать все связи прямо сейчас и в тоже время остановить этот миг, чтобы он длился вечно, чтобы всегда быть вместе с Ренджи. Но первое будет лишь минутным порывом злости к невиновному, а второе невозможно. Все в этом мире сводится к выбору между неоправданной болью и глупой иллюзией, слепой надеждой. Но Бьякуе нужен третий вариант, вариант, при котором все будет идти так, как должно. Он должен смириться, должен справиться, ведь Ренджи говорит "на время". Он должен справиться, он должен прожить это время не сломавшись и пронеся сквозь него свою любовь. Но так ли это легко, как кажется?
И сердце бьется рядом в унисон с его сердцем. Если должен, значит должен, если хочет, значит сможет. И Ренджи тихо шепчет, что будет приезжать так часто, как сможет. Будет писать, и звонить каждый день, и каждый день будет вспоминать только его. Обещает, что ни на кого не посмотрит, что все дни проведет в одиночестве. Шепчет, что сойдет с ума, умрет, но не нарушит обещаний данных Бьякуе за всю их совместную жизнь. Говорит, что будет тенью, не живя, а существуя. Но будет оживать на тот миг, когда будет к нему возвращаться. И обещает, повторяя в сотый раз, что вернется как можно скорее.
Месяц. Тридцать один календарный день в мае. У них был именно тридцать один день на все. Что можно успеть сделать за это время? Прожить маленькую, но безумную жизнь.
Все стало слишком быстро. Каждый день они жили так, словно завтра расстанутся навсегда и больше не встретятся. Но наступал следующий день, и завтра становилось вновь лишь завтрашним днем. Но то, другое "завтра" неутомимо приближалось, глотая дни их близости, как голодное чудовище. С каждым днем их чувства бились все сильнее, словно пытаясь перегореть до наступления боли. Они пытались испытать все. Все грани их любви, их надежды, их силы и веры. Каждый день, как феникс, вечером умирая, воскресает утром вновь. Блаженство, приукрашенное болью.
В нем были и свои маленький радости, и достаточно весомые победы. И была месть, о которой долго мечтало сердце Бьякуи. С того памятного дня перевода Ренджи в другой отдел, он хотел избавиться от своей секретарши. Но особо весомого повода не было. Свою работу она выполняла хорошо, не идеально, но все же приемлемо. Оставалась только одна лазейка, которой он и воспользовался. Бьякуя тонко намекнул, что девушка выходит за рамки дозволенного и слишком много себе позволяет, например, лезет в его личную жизнь. А у него на горизонте замаячила новая любовь, никак не связанная с его секретаршей, которая теперь уже просто мешает своими заигрываниями. Ему поверили, переведя девушку в другой отдел. В тот же день его уже бывший секретарь закатила Бьякуе истерику, назвав бездушной сволочью, с чем он и согласился, выставляя девушку из кабинета. А вскоре стало известно, что девушка уволилась из корпорации ввиду того, что её нынешним начальником стала женщина и на ней ни под каким углом нельзя было произвести меры принудительного домогательства.
Новый секретарь оказался парнем, женатым, с маленькой и очень милой дочкой, и очень консервативным мнением об отношениях между начальником и подчиненным. Поэтому Ренджи сразу же умерил свою ревность - такой "правильно мыслящий" ну никак не мог стать причиной их с Бьякуей расставания. И это стало последней радостью.
Тишина. Тишина царила в доме Бьякуи в начале июня. Молчание, тихое тиканье часов в гостиной и летний сумрак. Ренджи уехал на рассвете, ему оставалось два часа до отлета. Он просил его не провожать до аэропорта. Не хотел лишних эмоций там, где они не положены, где их не должны видеть. Нет, они простились дома, едва касаясь, боясь смотреть друг другу в глаза. Каждый понимал, что это тяжело, но каждый взглянул, чтобы увидеть вновь окутавшую обоих печаль.
Ночью не было ничего: ни жарких ласк, ни томных вздохов, ни искрящих страстью взглядов. Они сидели молча, иногда говоря что-нибудь несущественное, вслушивались в дыхание друг друга. Бьякуя вновь смотрел на город, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Ренджи лежал на диване в гостиной, смотря на него, перебирая в пальцах бусины своего браслета. Тихо играла какая-то музыка этажом выше, что-то медленное, под стать их настроению.
По небу побежали легкие, как тени, предрассветные облачка, скрывая и без того едва видные звезды. Бодро запищал будильник на тумбочке, возвещая ранний подъем в три часа ночи. Бьякуя лишь сменил чашку с чаем на чашку с кофе, Ренджи пошел собирать оставшиеся мелочи, укладывая окончательно два чемодана. Теперь их уже не вскроют до прибытия на квартиру в Нью-Йорке. Где-то внизу начали ездить машины, пусть сегодня и выходной. Что-то где-то зашумело, хотя еще не очень громко, даже чуть-чуть воровато. В подворотне мяукнула кошка, зовя кого-то. Все начинало оживать, начинать разыгрывать новый акт в пьесе под названием "Жизнь". Сегодня опять для кого-то наступит еще один день из череды простых летних дней. Ничего примечательного, хотя может и наоборот.
А его сердце с каждой минутой билось все быстрее, отсчитывая секунды. Ренджи рядом, обнимает за талию, стоя за спиной и смотрит вместе с ним на просыпающийся город. Все так же молча, лишь едва-едва касаясь губами его шеи, уже прощается. А Бьякуя смотрит на их отражение в стекле и боится. Ему страшно, как любому человеку. Он боится отпустить и потерять навсегда. Ведь всегда остается простая фраза "А что если". И он вновь вздыхает, пытаясь отогнать волнение, убеждая сердце, что с Ренджи ничего не может случиться. Хотя сам понимает: может. Случайности, ошибки, чья-то халатность, что-то непредсказуемое, что может изменить всю жизнь. А если Ренджи решит остаться в США навсегда? Что тогда? Что будет с ним, Бьякуей? И он вновь закрывает глаза, запрокидывая голову на сильное плечо Ренджи.
Он уехал в пять утра, грустно улыбнувшись на прощание. А Бьякуя еще минут двадцать смотрел на закрывшуюся дверь, вновь и вновь проводя рукой по шее, где еще едва ощущались последние поцелуи Ренджи. Еще слышим был его шепот, когда он обещал, что напишет, как только приедет на место и устроится. Когда обещал звонить каждый вечер, когда в сотый раз виновато улыбался, словно он в чем-то виноват, и шептал какую-то чушь. Но все эти мелочи уже угасали, растворялись, как призраки в рассветных лучах. Оставляя Бьякую одного в неожиданно холодной квартире.
Он вновь вернулся к подоконнику, вновь посмотрел на рассветный город, вновь заварил кофе и вновь стал ждать. С этого момента незримые часы стали отсчитывать свое время. Не слышно их тиканья, но они есть, напоминая о себе в самые болезненные минуты. Разумом Бьякуя понимал, что нужно что-то делать, чтобы прожить этот выходной, чтобы не начинать сходить с ума заранее.
Он ходил по квартире, в сотый раз с места, на место, переставляя какие-нибудь безделушки. Это хоть отчасти помогало не думать. Он просто автоматически производил действия, иногда прислушиваясь к щебету репортеров из новостей, но ничего не запоминая. Перебирал фотографии в альбоме, которые сделал Ренджи, но так ни одной и не вставил в положенные им на страницах места. Они лежали теперь вразнобой, перепутанные, как главы в разодранной книге. Предложение из солнечного дня, а рядом снежный ком из зимы соседствует с цветением сакуры. Десятки фотографий Бьякуи в разных местах, в разном настроении, в разную погоду. Порой он сам себя на них не узнавал, особенно на тех, где он едва-едва улыбался уголками губ. Его улыбка даже для него самого непривычна. А на другой фотографии он сидит на том самом подоконнике и смотрит на вечерний город. Это его любимая фотография, какой бы простой она не была. И сейчас она была ему ближе всех остальных. Только на ней он казался себе настоящим. Единственная целая глава.
С Ренджи фотографий мало. Он не любил фотографироваться, предпочитая запечатлевать все и всех вокруг. Но все же есть несколько и Бьякуя улыбается, пересматривая их, убирая на положенные им места, возвращая в нужное время. На большинстве из них Ренджи улыбается, глаза сверкают какой-то детской радостью, смешанной с недетской силой и нежностью. Но вот парочка фотографий, где он не улыбается. Для Бьякуи неулыбчивый Ренджи равен потухшему солнцу, которое просто есть, но не греет. Без его фирменной улыбки его просто не может существовать. Такой, грустный, чуть печальный и с беспредельно невыносимым взглядом вселенской тоски он бывал редко, уступая эту роль Бьякуе. Позволяя ему быть луной в их отношениях, позволяя быть холодным и недостижимым, как звезды. Но при этом, Ренджи не напрягала такая вроде бы непреодолимая недостижимость. Для него просто не существовало расстояний, которых он не мог бы преодолеть любя. И ведь луна сияет только в свете солнца, разве не так?
Так и Бьякуя мог жить - сиять только в присутствии Ренджи. И сейчас его сияние с каждым часом ослабевало, по мере удаления Ренджи от него. И вроде бы расстояние несущественно, ведь это не разные миры, а всего лишь две разные страны. Но ему казалось, что Ренджи исчез из этого мира и ушел в другой, недоступный для него. И ему остается только ждать, как ждет Луна в тени Земли первых лучей, которые коснутся её холодной поверхности.
Вечер подкрался незаметно, прощебетав о себе птичьими голосами. Возвестил о себе медленно желтеющим небом и последними ласкающими лучами. Шумом города и детским смехом вдалеке. Легким дуновением прохлады в открытое окно.
Бьякуя в тот вечер сидел возле стены, как однажды сидел Ренджи, ожидая его и желая отомстить. Сейчас та боль казалась несущественной по сравнению с нынешней. Для него все вокруг замерзало, становилось серым, теряя краски и последние признаки существования. Его сердце планомерно и даже как-то спокойно опускалось в безмолвие.
Что такое остаться одному в квартире, когда уже долгое время живешь не один, когда привык, что кто-то есть рядом? Для некоторых это очень страшно, для Бьякуи это было скорее просто непривычно, но уже знакомо. Такое уже было и сейчас надо вновь привыкнуть к постоянному одиночеству. Нужно привыкнуть только слышать голос Ренджи, когда он звонит, но не видеть его. Привыкнуть ожидать ответа из другой страны, когда ты знаешь, что не можешь просто пройти по коридору и оказаться рядом, как раньше. Привыкнуть набирать сообщения, в которых нужно высказать и рассказать все, что случилось. Привыкнуть жить ожиданием встречи. Нужно только привыкнуть. Хотя привыкнуть - это сложно. Еще сложнее смириться.
Да, вскоре все пойдет своим чередом. Дом-работа-дом-работа-дом-выходной-. И так очень долго. День за днем ничего не будет меняться, кроме новых сообщений и новых заданий на работе. Все станет на свои прежние места, позволяя течь по течению, окунуться в рутину. Но не сразу.
Сообщение от Ренджи пришло, когда Бьякуя уже собирался ложиться спать и в последний раз проверял почту. Около двух десятков фотографий с различными видами Нью-Йорка и длинный, полный восхищения, текст. Ренджи описывал всё. Аэропорт, съемную квартиру, офис, прогулку по центру города, еду, людей, небо, свои ощущения. И все очень подробно, как и обещал, не упуская ни одной мелочи. Он описывал разговоры со своей помощницей, беседу с директором их отдела корпорации, разговор с первым заказчиком и, наконец, ночь. Ренджи описал вид из своего окна, которое у него от потолка до пола, на ночной город. Бьякуя даже позавидовал такому виду, потому что к рассказу прилагалась фотография. И вид действительно впечатлял больше, чем вид из его окна на ночной Токио. Вроде бы почти те же небоскребы, те же сияющие улицы и шумные автострады, но все равно все другое. Токио - он их, родной, а Нью-Йорк - это другой мир. Неизвестный, неизведанный и для Бьякуи слишком далекий.
Той ночью Бьякуя засыпал с легкой улыбкой на губах.
Утро встретило его ранним звонком от Ренджи, хорошо хоть был рабочий день, и ему все равно скоро надо было вставать. И радостный, чуть-чуть дрожащий от волнения голос вновь расписал ему первый день в Нью-Йорке, только теперь с большим количеством примечаний. Слышать голос - это даже как-то слишком приятно, и больно. Все выражения, все интонации, ты их слышишь, но не ощущаешь. Они для Бьякуи недостижимы, эфемерны, почти неразличимы. Просто звук, отдаленно напоминающий родной голос. Пустышка внутри роуминга. И рука сильнее сжимает хрупкий аппарат, и хочется сказать: "Заткнись! - и, помолчать с минуту. - Вернись". Мне плохо без тебя. Но все столь же недостижимо, как и вчера. Ничего не изменилось.
И так стало повторяться каждый день. С утра звонок, вечером сообщение. Между Токио и Нью-Йорком разница в десять часов и когда один только встает, у второго еще конец прошлого дня. Есть, что сказать, есть, что вспомнить. Во всяком случае, у Ренджи всегда находились новости, которыми можно было поделиться Бьякуей. А тот лишь слушал, в его жизни словно ничего не происходило. Он словно и не жил, все было слишком обыденно и не хотелось утомлять Ренджи такой никчемной информацией. Сравнение жизни и не-жизни на их примере. Один умел поражаться всему, что видел, мог удивляться обычным вещам, умел видеть необычное в обычном, чем не раз удивлял Бьякую. Эта детская способность давно уже завяла в нем. Он стал другим, заложником правил, особенностей жизни, норм поведения. Он был тем, кто не будет слишком выделяться из людской массы, он будет еще одной тенью, замешанной на потребностях и условностях общества. Все просто.
Дни складывались в недели ожидания и какого-то глухого одиночества. Бьякуя впал в прострацию. Для него каждый день был похож на предыдущий и никаких изменений не предполагалось. Все замерло, остановилось для него, хотя приближался самый разгар лета - время, когда все верят и ждут чуда, когда весь мир наполняется красками и распускается в самых невероятных цветовых сочетаниях. А он этого не видел, не ощущал. Ему улыбались девушки, звали в свою компанию друзья Ренджи, он даже посидел с ними несколько вечеров в баре, пытаясь забыться, отвлечься. Но эта компания была не для него, хотя он пытался не отличаться от них, но все же он - не они. И как-то даже обидно было замечать свою непохожесть, невозможность быть с кем-то, пусть даже и не очень близким. Постепенно это ощущение складывалось в полное одиночество, когда даже друзья отдаляются. Все становилось на свои места, постепенно, равномерно, не давая вздохнуть, угнетая своей неизбежностью. И он понимал, что у него самого уже нет сил стать чем-то другим, изменить этот мир. Дети называют это "стать взрослым". Когда теряешь всякий интерес к яркости, переменам в своей жизни. Когда обыденность и тоска - это нормальное состояние.
Работа стала своего рода отвлечением. Он брал больше нагрузок, работал до тех пор, пока уже не начинал сомневаться, стоит ему ехать домой или уже лучше остаться в офисе. Ему уже несколько раз предлагали взять дополнительный выходной, но он отказывался, находя разнообразные причины. Он не смог бы выдержать несколько дней в пустой квартире. Это стало бы наказанием для него, а не признательностью за его работу. В ней он мог забыться и не думать, что там, через несколько кварталов от его работы, его ждет только холодная кровать и, возможно, новое сообщение от Ренджи. Сотрудники отдела всячески пытались помочь Бьякуе, пытались брать часть его работы на себя, словно ждали, предчувствовали, что он скоро сломается. Он и сам понимал: еще чуть-чуть такой жизни и ему придет конец.
Ренджи стал писать реже. Иногда мог молчать дня по два. Бьякуя это оправдывал тем, что тот устал уже удивляться однообразию и, наконец, понял, что он тоже в ловушке. Теперь у него тоже было немного новостей, нечего было рассказывать. Пару раз они просто молчали, словно и не любовники, а так, старые друзья, которым вдруг нечего друг другу сказать. Его это стало пугать. "А что, если?.." вернулось. Его начали терзать сомнения, даже чуть-чуть ревность и отголоски гордости, которые твердили, что измену он не сможет простить. А Ренджи все меньше и меньше говорил. Из его рассказов пропали другие люди, которых он обычно живо описывал. Пропали подробные описания жизни, вечеров, прогулок. Его жизнь всё больше становилась тайной для Бьякуи. Однажды он все же не выдержал и спросил, что происходит. Ответ был столь же прохладен и безжизнен: "У меня почти ничего не происходит. А напрягать тебя пустой болтовнёй о том, что творится вокруг, не считаю нужным. Этого и у тебя хватает. Так что не волнуйся". Он лгал, причем, почти не скрывая этого. Не пытался выдать ложь за правду. Что-то происходило, чего Бьякуе не нужно было знать и его в это не посвящали. И тогда впервые он перестал на несколько дней отвечать на звонки. Он дал повод уже Ренджи поволноваться и начать думать, что там может происходить в Токио. А Бьякуя не находил себе места, когда звонил телефон. Он хотел ответить, чтобы опять разочароваться, а может узнать что-то новое о чувствах Ренджи. Такой была последняя неделя июля, когда еще чуть-чуть и будет уже два месяца, как они расстались. Молчание и тишина, желание ответить и понимание, что это может стать ударом. Да и просто Бьякуя уже не мог решиться ответить. Теперь к его эмоциям примешался еще и затаенный страх, что все может рухнуть одномоментно. И он уже который вечер пытался его пересилить и ответить.
Был уже час ночи. Завтра выходной, о чем Бьякуя уже думал с надеждой. Только что вновь звонил сотовый. На ноуте скопилась куча непрочитанных сообщений, которые так и тянуло прочесть. Но нельзя сломаться, испортить образ подозрительности. Возможно, он от скуки начал эту вот игру, а может в надежде, что что-нибудь изменится. Он вновь смотрел в окно, любуясь ночным городом на фоне звездного летнего неба. Теплый ветерок перебирал темные пряди, лаская легкими прикосновениями кожу. Он уже думал, что пора бы пойти спать, когда в дверь позвонили. Бьякую это слегка насторожило. Час ночи. Звонок в дверь. Там мог бы начинаться какой-нибудь детектив. Дверь он открыл нехотя, но не стал смотреть в дверной глазок. И замер, когда столкнулся взглядом с взглядом карих глаз. Он выражал множество эмоций, но даже самой легкой из них было желание убить. И оно безошибочно выделялось на общем фоне. Хотя, возможно еще и толика радости от встречи.
Бьякуя молча впустил Ренджи в квартиру, едва сдерживая тень улыбки, но с той же силой в его сердце бился страх, который он пытался отогнать. Заперев дверь, он не спешил оборачиваться, боялся вновь встретиться с этим взглядом, который, казалось, видел его насквозь. Но и Ренджи ничего не предпринимал, дав Бьякуе легкую передышку, прежде чем он сам решится.
Ему дали только повернуться и тут же пришибли к стене. В каменной хватке Ренджи даже дышать становилось сложно, не то, что говорить, хотя сказать хотелось многое. Но его опередили, целуя чуть приоткрытые губы, еще хранящие вкус кофе. И это было, как глоток свежего воздуха за дни, проведенные в заточении. Как поток горячей лавы на ледник одиночества. Не отпускать, держать до конца, пока ярость вперемешку с нежностью изливается на него. Пока он еще может испытывать боль под тяжестью этого сильного тела, пока еще может стонать, пытаясь избавиться от страха. Пока еще может вдыхать запах другой страны, оставшийся на теле Ренджи. Пока еще может умолять, просить и признаваться, пока может говорить, не охрипнув от своего стона. Пока еще может улыбаться, глядя в карие глаза и видя в них только любовь. Пока еще слышит шепот Ренджи, который как заведенный повторяет: "Не смей, не смей больше молчать, когда я тебе звоню. Не смей меня игнорировать. Иначе я вернусь и либо убью тебя, либо насильно заберу с собой, забывая все правила, на которые ты так опираешься. Понял, Бья-ку-я?..". И в сотый раз улыбается своей полубезумной улыбкой, перебирая черные пряди, зарываясь лицом в их шелк, шепча какой-то бред. А Бьякуя прижимал его к себе сильнее, боясь теперь уже отпустить. И дыша, чуть надорванно, словно через силу, но не отпуская. Уж лучше задохнуться, чем отпустить хоть на чуть-чуть.
Выходной, который кончился слишком быстро, не позволив исполнить и половины задуманных дел. На всё нужно время, а Ренджи ночью улетать обратно, чтобы успеть к началу рабочего дня и новой недели. Им казалось, что за день они успели обсудить все, но ночью, перед уходом Ренджи, все равно не могли остановиться и говорили, словно по поводу каждой мелочи необходимо высказать два мнения. Словно и не было тех часов, что они сидели вместе. Ренджи возмущался, наигранно хмуря брови, а Бьякуя чуть виновато улыбался, перебирая алые пряди. Ему уже не надо было слов, которых требовал Ренджи. Он просто слушал его голос, вновь привыкая ко всем уже позабытым интонациям. И вновь понимал: завтра ему опять предстоит учиться жить, не вспоминая того, что было сегодня. И он, как тонущий, хватался за последние соломинки, держащие его. Как умирающий, пытался запомнить черты до боли знакомого, но и столь же уже далекого лица. Запоминал голос, словно он мог спасти. Но сам же понимал, что память недолговечна, что она исказит все. И когда Ренджи вернется, ему опять предстоит изучать его, как исследователю - новую планету. Когда вернется. Если вернется. И крепче сжимал его руку, когда прощался, с какой-то затаённой мольбой смотрел в уверенные, но чуть-чуть грустные глаза, ища поддержки и не находя. Бьякуя сейчас себя не узнавал. Сдавшийся, готовый молить о помощи, с сердцем, которое боится и бьется с какой-то странной надеждой, что в мире есть чудеса. Хотя сам в сотый раз себе повторял - чудес не бывает. И в тысячный раз разочаровывался, закрывая дверь за Ренджи и наблюдая за тем, как тот садится в такси. Завтра все будет, как обычно.
Новое утро, новый день, новая неделя, новый месяц. Ренджи в который раз обещает, что приедет на свой день рождения, но Бьякуя не спешит верить электронным словам. Вновь и вновь повторяя, что еще рано что-либо говорить, а тот в ответ получает смайлик и новое "не волнуйся". Их жизнь вновь казалась насыщенной, острое чувство пустоты еще не подступило, да и Ренджи каждый день напоминал о себе. Он не давал Бьякуе ни дня сомневаться в своих чувствах, он все время находил, что рассказать. Но Бьякуя все чаще ловил себя на мысли, что где-то это уже было и было не столь давно. И с каждым днем все туманнее, обманчивее воспринимались любые обещания. Каждое из них было словно новой ложью, маленькой, но теперь приукрашенной и поданной в нужной упаковке. Ему не хотелось верить, а с ним отказывалась верить и погода. Все ближе чувствовалось дуновение сентября и все труднее удавалось держать себя в руках.
Нет, он не собирался повторять свою ошибку и молчать. Нет, молчать он будет только если сам Ренджи замолчит. Бьякуя ему доверял, но уже не так сильно. Ведь всегда в разлуке есть и отголоски ревности, когда знаешь, что собеседник что-то скрывает. Хотя, теперь Ренджи вновь говорил все, будто испугался, что может потерять его навсегда. А может, Бьякуя все просто выдумал? И нет ничего: не лжи, ни обмана... Все просто ложные доводы измученного и любящего сердца. А что если и так? И его обиды не обоснованы? Тогда он просто сходит с ума и это уже не хорошо. Хотя, что лучше: ревновать или сойти с ума? В любом случае есть большая вероятность потерять того, кого любишь. А ждать... А ждать он уже просто устал.
Ренджи так и не смог приехать, за что извинялся так, словно это был не его день рождения, а Бьякуи. И в который раз пообещал приехать, забывая, что все еще может измениться. Бьякуя лишь слабо улыбнулся, вслушиваясь утром в слишком громкий голос Ренджи. В который раз напомнил об обещаниях и вновь услышал звонкий смех вперемешку с оправданиями. И снова захотелось его увидеть. Такого живого, яркого, слишком чувственного, но и по-своему мудрого.
Бьякуя никогда не мог понять, почему вроде бы странные и простые советы Ренджи работали, а его холодные, пронизанные философией духа, были лишь эфемерной таблеткой для чьего-то спокойствия. Тем он и отличался от него. Своей житейской философией от возвышенных идеалов и страданий духа. Он был другим, и это поражало Бьякую, когда он стал понимать, что ему не хватает банальных подсказок, слов поддержки от этого чуда. В который раз списывал это на приступы любовной меланхолии, но в сердце понимал, что это для него слишком. Он не справлялся со своими чувствами, и они грозились стать для него бичом. А ведь он так тщательно создавал свой недоступный, холодный образ. Он не хотел быть просто... Просто чем?
Бьякуя не мог решить эту загадку. С одной стороны, он любит Ренджи, но с другой - правила приличий. Это неправильно и даже будет лучше, если Ренджи от него уйдет в итоге. Но с чем он тогда останется? С болью. А стерпит ли он в этот раз, когда даже кратковременное расставание переносится так тяжело? Когда понимаешь, что и Ренджи вряд ли уйдет по своей воле, хотя всегда все возможно. И что тогда? А что если бросят его, а не он? Будет ли Бьякуя спокоен, как всегда? Стерпит ли всё его гордость или сердце перейдет границы приличий? И что тогда? Конец?
Бьякуя много раз думал, а что будет, если Ренджи возьмет и скажет, что у него девушка появилась? И он хочет остаться с ней, жениться на ней и жить в другой стране. А он, Бьякуя, был лишь переходным этапом между первой любовью и большой любовью, что на всю жизнь. И как он воспримет такое? Нет, вряд ли он будет спокоен, сколько бы себе ни обещал не терять присутствия духа даже в самых сложных жизненных ситуациях. Вряд ли пожелает счастья, хотя... Может и пожелает, пока его сердце будет разбиваться вдребезги. Может, скажет что-нибудь, но скорее всего промолчит, закрыв глаза и уйдя в прошлое для Ренджи. И ему останутся лишь воспоминания, которые будут столь же радовать, как и терзать. И уж если Ренджи все же так поступит, то пусть это будет не личная встреча, а хотя бы телефонный звонок, а ещё лучше - сообщение. Ведь электронная бумага куда бесчувственнее настоящей. Да и настоящая еще может передать настоящее настроение, а эта... Она просто слишком белая. Хотя можно и цвет поменять. Как все просто, аж до тошноты.
Он не спал которую ночь, подвергая себя мысленным терзаниям. Ренджи молчал больше недели. Звонить ему уже не хотелось, хотя он собирался первые дня три, а потом стало почти все равно. Пасмурное небо конца октября и так отнимало больше сил, чем работа, и домой он возвращался полностью выжатый. Сил было только приготовить хоть какой ужин, вымыться и спать. Порой он даже не проверял почту, потому что не хотел вновь видеть слишком яркий экран и отсутствие новостей. И чем больше проходило часов, дней с последнего звонка Ренджи, тем безразличнее он становился. Он на удивление не порывался выяснять причины, не срывался на поиски, хотя легкое волнение на грани интереса и безрассудства моментами его все же посещало. Но все это требовало решительных, слишком поспешных действий, которых он не мог предпринять. Хотя и так все шло вполне приятно. Он не чувствовал, не ощущал, а просто проживал один день за другим, не замечая, что происходит вокруг. Мир был отдельно. Грязный, промокший, пахнущий дешевыми забегаловками и машинными выхлопами, но даже такой он еще держался, в отличие от Бьякуи.
Порой Бьякуя ощущал себя мертвым. Особенно по выходным, когда лежал часами на кровати и смотрел на серое небо за окном, гадая, что там делает Ренджи в Нью-Йорке. Ему иногда даже хотелось ему позвонить и спросить, но это желание тут же пропадало, стоило ему вспомнить, что он может услышать. Хотя, может, эти слова Ренджи никогда и не произнесет. Может, с ним что-то случилось, но в таком случае ему бы позвонили, потому что в записной книжке указан именно номер Бьякуи как родственника. Нет, с этим "чудом" все в порядке. Да, возможно, просто заработался и сидит которую неделю в офисе, но это сложно представить. Ведь он и раньше сбегал из офиса пораньше, оставаясь лишь тогда, когда Бьякуя просил. А так, оставшиеся документы в охапку и домой. Нет, что-то другое.
Сообщение пришло в начале ноября. Шла третья неделя молчания по всем каналам их связи. И Бьякуя даже удивился и расстроился. Писк ноута заставил его отвлечься от своих мыслей и созерцания какой-то точки за окном. Ну и пусть мысли его текли где-то на задворках сознания, пусть они и были о какой-то ерунде. Но это еще не значит, что его можно было от них отвлекать. Он всё-таки послушно слез с излюбленного подоконника и подошел к ноуту.
Сообщение длинное, что несвойственно для Ренджи. И какое-то грустное, видно при беглом осмотре. Но Бьякуя не любил таких вещей, поэтому начал читать с начала и тут же запнулся. "Прости. Я долго не писал, работы было слишком много. Надеюсь, я не заставил тебя волноваться?.."
- Лжец, - бросил Бьякуя в пустоту квартиры и закрыл сообщение, даже не думая его дочитывать.
Он вернулся к своему подоконнику и уже привычному созерцанию вечернего города. Ренджи подарил ему еще час тишины, прежде чем послать новое сообщение. Простое "Ау" для начала и для продолжения "Ты же прочел сообщение. Я знаю. Но ответ не набираешь. Что с тобой происходит?" Бьякуя не стал отвечать, потому что не хотел, потому что не знал что ответить. Надеть маску и сказать, что все замечательно. Написать "Я скучаю". Такой наивный бред, но именно бред. Ренджи его расколет, стоит ему такое только написать. Нет, это глупо. Лучше открыть окно на кухне и посмотреть вниз, подставляя лицо прохладному ветру.
А что если прыгнуть? Что изменится тогда? Ведь ему лететь десять этажей до земли и вряд ли он выживет. А если и выживет, то лишь чудом, да и вряд ли при этом останется человеком. Ренджи точно уйдет тогда. А если он не выживет, наверняка не будет сильно переживать. Хотя, может, и будет первое время. Потом боль пройдет. Да и разве он заслужил слез по себе? И кто придет на его похороны? Он стоял и смотрел вниз. Вроде, все близко и предельно ясно. Асфальт, он везде немного разный, но он везде твердый, и если сейчас перегнуться чуть сильнее, то все. Полет, удар, кровь под ногами прохожих. И конец всем ощущениям...
Его мысли оборвал телефонный звонок. Мобильный гудел, ползая по столу - издевательство вибро-режима над ушами владельцев. Бьякуя отвернулся от окна и протянул руку. Номер - Ренджи. Секунда на раздумье, а затем нажать кнопку "ответить", послушать секунду и...
- Да что с тобой такое?! - Возмущенный и встревоженный голос. - Бьякуя, я уже говорил, что твое молчание меня доведет!..
" А меня довело твое", - подумал Бьякуя, перевешивая через подоконник мобильный на веревочке. Красивая безделушка раскачивалась на ветру, а голос Ренджи едва достигал слуха Бьякуи, но ему это нравилось. До него пытаются доораться, а он улыбается, смотря, как все попытки становятся неудачными. Интересно, что думает Ренджи? Что он слышит, когда телефон ударяется о стену, поддавшись слишком сильному порыву ветра? Интересно, что он чувствует? Бьякуя еще раз прислушался: Ренджи что-то говорил - медленно и как-то неуверенно - и отпустил веревочку. Экран сверкнул несколько раз, словно прощаясь и телефон разбился об асфальт, как уже мечтал разбиться Бьякуя. Он самодовольно улыбнулся про себя и пошел на улицу, поднимать останки невиновного аппарата. К счастью SIM-карта осталась цела, но телефон точно нужно будет менять. Пластмассовые останки Бьякуя выбросил в мусорное ведро, карту вставил во второй мобильный. Но включать не стал.
В квартире теперь надрывался домашний телефон. Это была последняя инстанция, последний оплот связи между ними. Бьякуя вздохнул и снял трубку - домашний телефон из окна кидать не хотелось.
- И что это только что было? - голос чуть охрипший, видимо уже успел наораться. - Бьякуя! Хоть объясни, что происходит? Я...
"Заткнись!"
- Ренджи, - как можно тише произнес Бьякуя, ложась на пол возле телефонной тумбы в гостиной.
- Да?
- Мне кажется, я умираю, - прошептал он, выпуская трубку из рук и нажимая кнопку громкой связи.
- Умираешь? - полный непонимания голос, чуть дрожит и очень заинтересован. - Что с тобой? - неожиданно спокойнее.
- Не знаю...
- Ты не отвечаешь на мои сообщения.
"Ты написал только сегодня, после стольких недель молчания. Я должен глупо радоваться?"
- И что сейчас произошло с твоим мобильным? Что ты с ним сделал? - вздох и секунда покоя. - Мне показалось, что ты из окна выбросился. Такой звук противный был... Ведь я не ошибусь, сказав, что ты выбросил телефон из окна?
"Нет, не ошибешься".
- Молчишь. Значит я прав. Бьякуя, заканчивай эти свои игры. Мне без тебя плохо. И играть в такие игры я больше не хочу. Это слишком больно. Слышишь?
"Слышу. Но почему ты можешь мне причинять боль, а я тебе не могу? В чем между нами разница? Ты же заставил меня ждать. Заставил слушать твое молчание, а сам меня ругаешь за мое. Не вижу разницы, Ренджи".
- Знаю, слышишь. Можешь не отвечать, - ласково, словно улыбаясь, но и столь же грустно. - Но, пожалуйста, не надо больше. Я не хочу вновь слышать этот ужасный скрежет, а затем гудки, когда телефон разбивается. Пожалуйста, отвечай. Хоть так, молча. Но дай мне надежду, что ты меня слышишь. Не лишай меня хоть такой радости, - судорожный вздох - Я знаю, ты злишься на меня. У тебя есть веские причины для этого. А я не хочу оправдываться и что-то выдумывать.
"Неожиданно. И что?"
- Бьякуя, я действительно был занят на работе. Ты не представляешь, как меня носит по всей Америке. Мне скоро дурно станет от этих городов! Почти каждый день новый, и каждый день в пути. Я даже спать-то не успеваю иногда... Но пока я не могу это прекратить. Я понимаю, что это тебе неприятно. Но думаешь, мне легче?!
"Ты хоть можешь просто забыться".
- Я люблю тебя. И, если бы мог, все бы давно поменял. Я хочу к тебе приехать. Ты не представляешь, как это кошмарно. Хотя нет. Ты как раз представляешь.
"Да. Представляю. И?"
- Я к тебе вернусь, - минута молчания. - Я позвоню завтра с утра. И, пожалуйста, ответь. Хоть скажи мне что-нибудь.
И гудки.
Утром Бьякуя слушал его чисто на автомате, едва усваивая информацию и отвечая спокойно, наигранно заинтересованно. Ренджи это понял, но не стал его упрекать, а просто продолжил рассказывать, что с ним происходило все эти недели молчания. Говорил он оживленно, иногда шутя, но все же с не затаённой тоской в голосе. Похоже, депрессивное настроение Бьякуи действовало и на него, но он хоть пытался бороться с ним, пытаясь тащить и его за собой. А он лишь слушал, понимая, что изменений он просто уже не хочет. Ему даже начинает нравиться это своеобразное болото. Он даже научился в нем находить радость.
Серость, одиночество, тоска, печаль. В конце концов, если долго прибывать в таком состоянии, подверженном всем негативным эмоциям, оно начинает затягивать. По-своему даже начинаешь желать его, ощущаешь нехватку в негативе. Самое страшное - это голод одиночества, когда всё раздражает, хочешь остаться один и упиться этим состоянием. И главное - когда стремишься к этому, как изнывающий от жажды в пустыне - к оазису. Только какая-то часть тебя постоянно твердит, что этот оазис - всего лишь иллюзия, и водой из него никогда не напиться. Но ведь страждущий все равно продолжит свой путь, забывая о доводах разума?
Ему становилось все равно, что завтра скажет Ренджи. Что он подумает, когда в сотый раз услышит потухший, глубокий голос без единой эмоции. Что он вообще чувствует, когда разговаривает с ним? Что он ощущает, и есть ли у него желание продолжать их отношения? Порой Бьякуя уже мечтал о том, чтобы порвать самому все отношения. Но последние отголоски разума, еще незамутненные серостью бытия, продолжали твердить, что ничего менять не надо. Надо только подождать, прожить этот своеобразный этап в жизни и тогда все изменится. И он стал воспринимать свое состояние как должное, как вынужденную необходимость. Стал ждать, когда наступит этот "следующий этап", при этом ничего не меняя в своей жизни, в отношениях. Он просто ждал конца, консервируя свое состояние.

Было уже начало декабря, когда в нем стало что-то меняться. Он все чаще стал замечать, что становится ходячим мертвецом. Его почти ни что не интересовало, он почти не замечал, как проходят дни. Документами на работе занимался в каком-то трансе, механически выполняя свои обязанности. А сам он словно жил в каком-то полусне на задворках сознания. И это напугало его. Он стал стараться что-нибудь делать, интересовался всем, что могло прийти в голову. Иногда звонил Ренджи, но теперь сам волновался, когда тот не отвечал. Его молчание казалось ему до безумия знакомым. Нет, он не хотел верить, что это "чудо" может вдруг стать печальным. Вернее, не хотел верить, что кто-то еще может испытывать терзания души. Не верил, что кто-то еще может вдруг стать безучастным ко всему в этом мире. Не верил, что это могло произойти по его вине. Ему хотелось бы надеяться, что Ренджи вновь мотается по США и у него просто нет времени. Но больной укол совести возвращал из надежд в реальность. Он ведь сам столько грязи вылил на Ренджи, даже не произнося её, но позволяя чувствовать. По сути дела, он сам сделал дорогому человеку больно, а теперь пытается оправдать себя. И сам же себя укоряет за свою легкомысленность. Он не должен быть таким. Где привычная холодность и трезвость ума? Где привычный Кучики Бьякуя, который поражал всех своей собранностью? Где то, что было, и куда оно делось, стоило лишь только поддаться общему настроению? Куда все делось? И почему так надсадно ноет сердце в груди, словно он что-то потерял навсегда?
Бьякуя не знал, что ему делать. С чего начать и что будет правильным. Ренджи молчит всего чуть больше недели, а ему кажется, что вечность. Он понимал, что должен извиниться, попросить прощения, все объяснить и стерпеть любые слова. Но как это сделать, когда нужный тебе человек молчит? Он уже сто раз проклял себя, за то, что был таким гадом. Обдумал, кажется, тысячи вариантов действий, но сам понимал, что не может исполнить почти ни одного. И теперь он метался по своей квартире, словно раненый хищник по слишком маленькой клетке. Не находя в который раз себе места, лишенный сна, он сидел и смотрел на ночной город. Так он еще мог хоть чуть-чуть успокоиться.
Сегодня шел первый для Токио снег в этом году, хотя и он тает, едва ложась на землю. Бьякуе он нравился. Такой холодный, завораживающе красивый, спокойный в своем падении, недостижимый и столь же близкий. Он сидел на подоконнике, не зная, какое сообщение набрать. Слов были тысячи, но, как всегда, не было нужных, тех, что объяснили бы все. Это его удручало. Он в который раз уже принимался писать это сообщение и каждый раз останавливался, написав несколько строк. Слова. Слов нет, чтобы выразить то, что он хочет сказать. Бьякуя подумал несколько минут, прежде чем быстро набрать несколько слов, которые хоть что-то могут значить. "Прости меня за все". И отправить, зная, что, возможно, Ренджи даже и не прочтет их в ближайшие дни. Но хоть так, с иллюзорной надеждой в душе и отголоском спокойствия в жизни. Хоть чуть-чуть...
Он вновь нажал "Обновить", но ничего не поменялось. Это начинало раздражать. Он уже ждал больше пяти часов, хотя сам и понимал, что на ответ и не стоит надеяться. Но все же, так хочется, чтобы он ответил. Так хочется, чтобы именно сегодня. И он до последнего будет ждать, рыская по сайту или глядя на падающий снег. Только вот когда наступит это "до последнего"? Насколько его еще хватит?
Уже час ночи и давно уже пора бы спать, особенно понимая, что ничего уже не изменится. Но словно держит что-то, не позволяя уйти, захлопнуть крышку ноута. И, еще больше злясь, он чаще нажимает ненавистную кнопку, ожидая, что сейчас Ренджи появится на сайте. Но такая же гулкая пустота, что и час назад, и два. Ничего не менялось, кроме времени на циферблате электронных часов.
Бьякуя вздохнул, допил остатки уже холодного кофе и вновь посмотрел за город. Как бы хотелось так же идти где-нибудь по ночным улочкам и смотреть на падающий снег, на переливающиеся огоньки и людей. Пройтись даже одному, вслушиваясь в шум неспящего города, ждущего следующего дня. Завтра снова выходной и можно будет забыть обо всем и заняться тем, чем хочешь. Завтра будет новый день, а сейчас его встречают в шумных компаниях, хотя празднуют совершенно другое. Да, он мог встать и уйти, бродить до утра, наслаждаясь легкой прохладой ночи и вдыхая запах знакомого ему мира. Мог позволить сойти себе с ума, но не смог бы позволить себе запретного. А что если взять и уйти? Он едва улыбнулся своей мысли, отпуская свою злость и снова нажал "Обновить".
И судорожно вздохнул. Ренджи был в сети, сообщение тоже больше не выделено - значит прочитано. Сердце тут же забилось сильнее, разжигая волнение в сознании. И время потянулось почему-то медленнее, хотя он понимал, что Ренджи оно потребуется на ответ. Но ждать становилось так мучительно, и самому даже как-то противно от себя такого: еле сдерживающего свое волнение, жаждущего ответа, нетерпеливого, смотрящего каждый секунд двадцать на часы, ожидая, что прошла уже минута. Но ответа не было ни через десять минут, ни через двадцать.
Тогда вспыхнула злость, с новой силой разгоняя ненависть, порождая минутные вспышки жажды мести, подсказывая планы их выполнения. Но Бьякуя лишь сильнее сжал тонкие губы и вышел из сети, не забыв на последок и ноут отключить. Теперь, ответ он узнает только утром, если этот самый ответ будет. Желание куда-либо идти испарилось, словно и не было его никогда. А город вдруг резко стал раздражать своей вычурностью и псевдокрасивым блеском. Бесили слишком яркие мигающие неоновые огни, далекий шум улиц и этот белый, без единого изъяна первый снег, который припорошил крыши зданий.
Бьякуя слишком резко, порывисто переоделся и забрался в холодную постель, смотря в потолок, изучая на нем блики от улицы. Окна он никогда не зашторивал, на двенадцатом этаже в этом уже нет необходимости. И теперь, даже так, едва выделяясь на белом потолке, город напоминал о себе. Как могла бы напоминать жизнь, но ему не хотелось слышать сейчас её голоса. Хотелось просто уснуть и проснуться завтра утром, забывая обо всех своих невзгодах. Хотелось просто начать новую жизнь, новый этап, пройдя и забыв этот. Он не знал, что собственно испытывал сейчас. Смесь обиды со злостью. Его сообщение прочитали, но не ответили. Как же... Бьякуя улыбнулся: когда-то и он так поступил, совсем не думая о чувствах Ренджи. Сейчас с ним самим поступили так, а он еще и обижается. И на что? На свой же трюк? Как глупо. Но от этого и обиднее. "Попался на собственную удочку", - думал он, засыпая.
Два щелчка, шум открывающейся двери и каких-то вещей, которые поставили на пол. Легкий хлопок закрываемой двери. Все звуки проникли в его сознание, едва задевая пелену сна, но все же пробудили тревогу в его сердце, заставив мозг работать. И Бьякуя тут же сел, осматриваясь и протирая рукой заспанные глаза. Сердце бьется чуть ускоренно, мешая мыслям течь в надлежащем им порядке. Потому-то он не сразу заметил человека, стоящего в дверном проеме и упиравшегося плечом в косяк. Куртка расстегнута, руки скрещены на груди, на губах едва различимая улыбка. Волосы распущены, по алым прядям скользит свет улиц. И взгляд, видный даже в полумраке, спокойный, уверенный, нежный.
- За что я должен тебя простить? - и столь же уверенный голос в придачу, только уже с насмешкой и без тревоги.
А Бьякуя замер, смотря и не веря своим глазам. Сказать что-то он уже не мог, потому что не знаешь, что говорить в такие моменты. Он и не думал, что от него потребуют ответа на его сообщение, глядя ему в глаза. Нет, так он даже и не знает, что нужно сказать и за что нужно простить. И он прикрывает глаза, улыбаясь уголками губ и слыша лёгкий смешок Ренджи.
- Нет, ну ты не исправим! - наигранно возмущается тот, снимая куртку и бросая её в кресло. - И что мне с тобой делать? Ты хоть сам знаешь, чего хочешь? - садится рядом, проводя рукой по щеке Бьякуи.
А он лишь улыбается, ловя каждое прикосновение. Как это неожиданно приятно, вот так вновь начинать чувствовать прикосновения близкого человека. Как легко можно забыть свою злость и заткнуть свою гордость, падая в объятия Ренджи. Как необычно вновь чувствовать вкус его губ и понимать, что чувства не изменились, что все так же любишь и готов простить ему все. Ну, почти все.
- Я прочел твое сообщение, когда прилетел из Нью-Йорка и ожидал багаж. Представляешь, как я удивился, прочтя его? И вот сам представь, что я должен был подумать? И сколько подозрений, сомнений должно было зародиться в моем воображении, по-твоему? - улыбается, смотря в фиалково-серые глаза, читая в них все, что должен знать. - Бьякуя, я уже говорил тебе это. Заканчивай эти свои игры.
- Но тогда ты обещал.
- Помню, - оборвал его Ренджи, падая рядом на кровать. - Но ситуация изменилась.
Бьякуя чуть сдвинул брови к переносице, вновь сверкая заинтересованностью в темных глазах. А Ренджи лишь улыбнулся шире, словно пытаясь растянуть время перед тем, как сказать самое главное. В карих глазах сверкнули искорки еле сдерживаемого триумфа и нетерпения, выдавая его с головой.
- Я всё-таки смог это сделать, - радостно возвестил он, притягивая Бьякуя к себе. - Всю неделю, как проклятый, разъезжал по заказчикам, собирал документы. И все это ради того, чтобы директор подписал указ о моем переводе обратно в Токио.
И он выжидающе посмотрел на Бьякую, ловя каждое изменение в любимом лице. А тот лишь мог молчать и не верить услышанному, но все же понимать, что все кончилось. Не выдержав, Ренджи сказал:
- Я вернулся и надеюсь, что уже навсегда.

Токио сверкал в лучах восходящего солнца, первый снег растаял, оставив после себя мокрые улицы. Внизу с шумом и криками пробежали дети, гоняющие голубей. Где-то засигналила машина, вызывая кого-то. Кто-то крикнул, зовя одного из детей. Этажом выше заиграла музыка - что-то незатейливое, но приятное. Шумел лифт, увозя вниз любителей ранних походов по магазинам. Под дверью мяукнула кошка, надеясь обрести новых хозяев. Новый день начался, неся с собой новую радость.
Блеклые лучи солнца, отражаясь от стекол соседних зданий, освещали уютную спальню. Тишина нарушалась лишь мерным дыханием спящих. Бьякуя лежал на широкой груди Ренджи, обнимавшего его за плечи. На тонких губах легкой тенью легла улыбка, словно ему снилось что-то очень приятное. В тонких пальцах он зажимал золотую цепочку, висящую на шее Ренджи, и обручальное кольцо, которое он когда-то собирался отдать любимой женщине. Но отдал именно ему, привязывая к себе окончательно.