Автор: Panty@Mon
Рейтинг: PG -13
Персонажи: Леске/Броска(f)
Жанр: Romance, Het, Pre-game
Предупреждение: экспрессивная гномская лексика
Размер: 1 479 слов
****************************************
******************************************
Темны закоулки Пыльного города, скрытого под тенью Орзаммара. Накинут на квартал покров, темный, словно железная руда, красуясь редкими и грубыми самоцветами факелов. Смесь запахов – гниющих объедков и гниющей плоти, пожирающих все, что горит, костров и тупорылых нагов, снующих в тени и поблескивающих своими маленькими маслянистыми глазками – тянется над улицами.
К Берату на смотрины они попадают вдвоем, сталкиваясь лбами вполне буквально. Она – по протекции шлюхи-сестры, не захотевшей демонстрировать Высшим Кастам то, что у меньшой находится между ног; он – по приглашению дружков-корешей, из молодых да удалых, что уже в Хартии на виду. Ободранные и худые, покрытые синяками и грязью – они походили друг на друга как клинки, изготовленные в одной кузне и по ошибке не получившие общего мастерского клейма.
Гном-оборванец начинает первым и снисходительно склабится, обнажая ломаный ряд пожелтевших зубов: среди балагуров он слывет не последним и упускать случай похвастать острым язычком перед предводителем Хартии не собирается. Он оглядывает рыжие жесткие космы, сросшиеся брови, сломанный нос соперника и снисходительно бросает в воздух:
- Парень, ну-ка скажи-ка: твоя мать спьяну гнома с генлоком перепутала, иль твой отец был настолько слаб в известном деле, что только чудищу удовольствие доставить и мог?
- А у твоего силенок хватило на супругу получше, чем подслеповатая нажья сука, сальрока?
Сын подземного охотника и крикуна поворачивается к нему целиком, и несколько складок на изорванной и сотню раз штопаной рубахе говорят ему о том, что неизвестных родителей Камень осчастливил совсем не сыном.
- Ох, прости, что по больному. Что, высшие даже тряпкой постельной наверх не взяли, верно? – он цокает языком.
Женщина скалится –просветов между зубами у нее не меньше.
- Для тебя место приберегли.
Берат хмыкает, и оба, учуяв неожиданно скорый исход, выжидающе смотрят на трясущееся пузо главы Хартии. Когда пузо замирает, они решаются перевести взгляд повыше.
- Ох, побери Предки ваши задницы. Смотрю на вас – и смех, и грех. Теперь так вдвоем у меня и будете ходить всем на потеху. Рагг, нажий сын, дай им оружие…
Когда они выходят из небольшого домика в глубине ветвистых и извилистых, словно подземный ручей улочек Пыльного города, женщина кидает ему:
- Маной меня мамаша обозвала. А тебя как звать, языкастый?
- Зови меня Леске, тряпка. И не думай, что раз Берат сказал, мы любоваться-миловаться будем. Но выбора у нас нет: придется сработаться. Я тут не первый год вожусь, так что норовитых девиц могу и приструнить.
- Мне мамаша твердила, что коли мужичок своим хером хвастает, значит, бубенцы у него точь в точь как сушеные горошины, - хмыкает Мана и, отсмеявшись, бросает: - Надо сработаться – сработаемся, но под тобой ни ходить, ни лежать, хоть ты тресни, не буду.
Леске оценивающе смотрит в наглые зенки оборванки и одобрительно кивает головой:
- У твоей-то мамаши в этом опыта много будет, это верно. Ну что ж, вместе ..
- Но каждый сам за себя, - заканчивает за него гномка.
И Леске соглашается:
- За себя, - повторяет он, только чтобы за ним, а не девицой Маной остались последние слова.
* * *
Они идут вдвоем между рядов торговых палаток, зажимая носы и оглушительно бурча пустыми животами – запахи над рынком парят такие, что парочка искренне недоумевает, почему Архидемон еще изволит почивать. Нажье мясо, жареное на вертеле в соусе из розмарина и пряных трав, порезанное на кусочки и маринованное в вине, печеное в тонком слое теста с аккомпанементом из яблок и сельдерея; птица в меду, начиненная фруктами и начиненная фаршем, запеченная на углях и обмазанная гусиным жиром; свежеиспеченные караваи и буханки хлеба, да вон справа еще явно тянет печеной картошкой с сыром – редким лакомством под сводами Общих залов, но любимым у братьев-наземников.
- Я сейчас захлебнусь, сальрока, - жалуется Леске, сглатывая полный рот слюны. Перед заданием Берат дал им сожрать по две миски жидкой, как дворянское дерьмо, мясной похлебки, но едва очутившись здесь, пузо настойчиво потребовало продолжения банкета.
- Давай, приятель, держись, - Мана хлопает его по плечу и скалит желтозубый рот, но слова ее, сопровождаемые урчанием, звучат неправдоподобно, - ты же знаешь: съешь яблочко здесь, у Берата будешь грязь жрать, пока пупок не развяжется.
- Знаю, раздери тебя толпа размножающихся бронто! – огрызается Леске. Они обмениваются взглядами, и напарница поднимает правую губу, обнажая выпирающий клык.
- Здесь столько стражи и незащищенных палаток, что поймай нас с тобой честные ребята на краже, с песнями и плясками прямиком на плаху поведут, - она наклоняется к нему так, чтобы в гомоне толпы он мог расслышать ее слова. - А коли и убежим, Берат за невыполненное задание с нас шкуру сдерет, обмажет нас соусом из пряностей каких, вставит в рот по яблоку да так и зажарит.
- И скормит всему королевскому двору в Алмазных залах, - теперь ухмыляется и он.
- Да ладно тебе, - они стоят близко, словно влюбленная парочка, а не два матерых разбойников Хартии. И куда смотрит стража? – Это стоит того, чтобы попробовать.
Мана протягивает ему открытую ладонь. Леске колеблется, шепотом хвастая разбойничьим красноречием, и с силой ударяет по ней своей. Затем он распускает свой хвост из туго сплетенных сальных и жестких, словно бечевка, косичек так, чтобы те полностью закрыли ему лицо.
Представление начинается.
Потом Мана возвращается с рынка с бумажкой для Берата в поясной сумке и булкой, обмотанной куском вяленого мяса - спрятанной под длинной рубахой.
Леске вылезает совсем неподалеку от Пыльного города – из под дома, кряхтя и охая – грязный, с парой синяков, но целый. Ничего не говоря, напарница разламывает булку пополам, и протягивает вторую половину товарищу. Он отряхивается, кидает какой-то сумасшедший взгляд на Ману, пытается что-то сказать – а затем плюет на это дело и приступает к еде.
Они продолжают быть каждый сам за себя, но, кажется, понемногу учатся быть вместе.
* * *
Она приходит к нему под утро, когда мифический красный шар на поверхности еще не взошел, но уже приступал к активному размышлению на этот счет. На Мане привычные кожаные доспехи, но она безоружна – и это учитывая то, что с оружием она не расстается даже во сне.
- Привет, тряпка, какими ветрами? – бросает Леске подцепленное у какого-то торговца выражение, открывая перед ней дверь. Ему нравится… цеплять слова, а затем вворачивать его в диалог – так, чтобы у собеседника глаза на лоб полезли.
Напарница не разбудила его – в такое время он уже на ногах. Вора ноги кормят, верно?
Глаза Маны недоуменно лезут на лоб, и Леске чувствует определенное злорадное удовлетворение. Один – ноль в его пользу.
Поняв в чем дело, гномка досадливо отмахивается. Первая стычка заканчивается даже не успев начаться. «Ничего, - мелькает в ее голове, - еще отыграюсь».
- Разговор будет, - отрезает она, и Леске кивает головой: «Мол, раз серьезный разговор, значит поговорим». Мана заходит внутрь, и он закрывает дверь. Несмазанный засов со скрежетом встает на место.
- Берат хочет перепихнуться, а я не хочу, чтобы он становился у меня первым, - спокойно говорит Мана, пристально смотря на разбойника, и он на минуту теряется. Берат? Перепихнуться ? Не хочет? Первым? А почему? И чего к приятелю - Леске пошла, а не к сестрице рыдать, коли неволя такая? Разнообразие вопросов, конечно, величайшее.
Леске облизывает губы и наконец выдает:
- Ты-то что, дура, переживаешь? Лишняя пара серебряных монет из воздуха не падает. Это я тут реветь должен, что не мне неделю мясо жрать, а крошками с прилавков побираться.
- Уши прочисть, дерьмо бронтовое! – хмыкает она. - Я не переживаю.
- А чего тогда явилась? Я-то тебе как могу помочь? - Леске разводит руки в стороны. - За него бы отработал, да не могу.
- Но ты думаешь в верном направлении.
Слова начинают складываться в общую картину, и разбойник еще раз демонстрирует приятельнице озадаченное лицо. Мана со злорадным удовлетворением отмечает про себя: «два – ноль, сальрока»:
- Ты и сам в самом начале сказал, что девицу и приструнить можешь. Да и парень ты толковый, что к чему разберешься, да и я учусь быстро.
- О. Вот оно что. А мне от Берата за порчу не влетит, как следует?
- А он и не знает, - Мана деловито расстегивает пряжки и заклепки кожаного нагрудника, и он, даром что несколько великоват, быстро сваливается на пол. За ним следует плотная заплатанная разноцветными лоскутами суконная рубаха, кожаные штаны и сапоги; у одного из них отваливается подошва.
Она вся - жилы и сухожилия, и ребра выступают над впалым животом. На боках изрядное количество кровоподтеков, но грудь – чистая.
- Не подумай, что я отказываюсь, но почему я? – спрашивает Леске наконец, когда Мана подходит к нему вплотную. Она полностью раздета, ее тело покрыто синяками и шрамами, и он кладет руки ей на бедра.
- Потому что, сальрока. Потому что, - качая головой, произносит она и наклоняется к его лицу.
Уже расцарапывая его плечи и ловя губами редкие чертыханья, она, задыхаясь, шепчет, скалясь, словно дикий подземный охотник:
- Потому что я тебе доверяю, ублюдок.
Через неделю Броска приглашает его к себе: отведать жареного на вертеле нага. В яблоках и с пряным соусом..
Они едят его все вместе, Мана, Рика и Леске, под недовольное ворчание напившейся и оттого спокойной Калах, меньше всего задумываясь о нюансах.
*********************************************************************************