Жанр: drabble.
Аннотация: Вылилось спонтанно в процессе прохождения DA2 и романа на соперничестве с Фенрисом. Навеянно грейпфрутами
Статус: закончен
Вкус огня
Как она пристрастилась к этому странному фрукту, остается загадкой. Быть может, какой-нибудь зализанный дворянский сынок преподнес «госпоже Хоук» столь оригинальный подарок. Может, случайно купила этот странный красно-желтый шар и влюбилась в его вкус. Как бы то ни было, теперь Андрайа Хоук тратит бешеные деньги на покупку этих фруктов. И как акула скользит вдоль рыночных рядов Верхнего города, пытаясь найти его взглядом. Она, кстати, даже не знает, как он называется. Но ей и не важно.
Фенрис один раз тоже решил его попробовать – фрукт оказался мало того что кислым, так ещё и горьким, и эта горечь долго оставалась на кончике языка, незаглушаемая, не перебиваемая никаким другим вкусом. «Как и сама Хоук», - думает Фенрис невольно.
Но до чего же – неимоверно, невозможно – сладко смотреть, как она ест их. Хоук – высокая, тонкая, ледяная и мраморная; невыносимая женщина с холодным и непроницаемым лицом, в этот момент воплощает жажду и нетерпение. Как нетерпеливо и торопливо обдирает она толстую кожуру аккуратными ноготками, снимая её кусочек за кусочком, и под напором этих тонких пальчиков обнажается мягкая розовая плоть. Затем она резким движением делит фрукт пополам, и центральные дольки неизменно рвутся, сок струится по её мраморным запястьям – она не может, не способна быть аккуратной. Она на мгновение откладывает уже разорванный фрукт и облизывает пальчики – блудница в монастыре, монашка в борделе – и улыбается, отделяя первую дольку и снимая с неё прозрачную кожицу. Как же невыносимо сладко смотреть на зернистую, истекающую соком мякоть в её белокаменных пальцах!..
Невыносимая, невероятная женщина… но разве можно не восхищаться ею: гордой посадкой головы, нечитаемым, хладнокровным лицом, её сильной и цельной натурой, точеным профилем и изяществом тонких пальцев. Хоук кажется не человеком, а каким-то животным с холодной и медленной кровью - но иногда сквозь этот каменный фасад видна её настоящая суть. Как в разгаре битвы, когда воздух вокруг неё дышит штормом, когда её волосы пахнут грозовыми разрядами, а в глазах горит такое пламя, что Фенрису кажется – он обожжется, если дотронется до неё. И усилием воли заставляет себя не опускать глаза, встречаться с ней взглядом – и буквально слышит скрежет стали, звук скрещенных клинков, когда она, молча и яростно, смотрит ему в глаза. Хоук в такие моменты – воплощение слов Изабеллы о шторме в открытом море, и Фенрис одновременно боится этого и тянется к ней. И он не способен оторвать от неё глаз, когда Андрайа, глубоко, жадно вдыхая и растягивая каждый миг наслаждения, ест эти ненавистные – и невероятно любимые им - фрукты.
Как хороша она в этот вкуснейший момент: и скрещенные плоские голени, и острые плечи, и подвижный язычок, слизывающий капельки сока с губ, и сами губы, терзающие очищенную дольку, чуть припухшие, остро пахнущие соком; и глаза, её узкие, некрасивые в общем-то глаза цвета туч и пыли, в которых вдруг появляется этот так хорошо знакомый ему жадный, опасный, кисло-горький огонек, и липкий, мокрый подбородок, и капли сока, текущие по её шее вниз… Эльф думает в этот момент о её вкусе: все равно, наверное, что лизнуть огонь, а потом целовать обожженными губами её горькую кожу, разделяя её дыхание, её запах, ныряя в шторм, текущий в её венах. Она прекрасна сейчас – и знает это, проклятая женщина, она делает это нарочно: Андрайа Хоук всегда точно знает, чего она хочет и как это получить. Но Фенрис не сдастся первым, он не уступит ей в этом танце стали, огня и горечи.
Хоук абсолютно обнажена в такие моменты, во что бы ни была одета; её одежда слетает с неё, растворяется в заполнившем весь мир горьком запахе, стекает к её ногам разноцветной лужей. Она – слишком румяная для мрамора, слишком бледная для человека – обнажена, и нет в ней больше твердости и молчаливого достоинства камня, нет больше самоуверенности и спокойствия льда, она страстна и неуравновешенна – словом, такая, как и есть на самом-то деле. Воплощенное удовольствие, горькое, жадное, горячее, безжалостное; – как, впрочем, и все удовольствия – женщина, достаточно протянуть руку, чтобы коснуться её…
Но он не станет этого делать. Он боится, что стоит поддаться ей, стоит только прикоснуться – провести рукой по мокрому, липкому следу капельки, стекшей в запретное, манящее царство её выреза – и он пропал.
- Ты нальешь мне вина? – спрашивает Хоук, откинувшись назад в глубоком кресле.
Чем она так манит его, эта странная женщина? Почему от этой проклятой Создателем магессы исходит такая волна жаркого, животного влечения? Что в ней есть такое, – в этой мраморной статуе, непредсказуемой, опасной, нечитаемой – отчего ему хочется откинуть это кресло, вжать её в стену, впиться пальцами ей в бедра и жадно впитывать её горький запах, сцеловывать с неё этот огненный-сладкий вкус, растворяться в ощущении её холодной и гладкой кожи?..
- В другой раз, Хоук, - говорит Фенрис, глядя ей прямо в глаза.
…открывая очередную бутылку «Агриджио», он думает, что благородная горечь вина не идет ни в какое сравнение с тяжелым, почти осязаемым запахом её загадочных фруктов, который все ещё висит в его пустом поместье.